Я оставил ее наедине с горем, потому что в моем случае страдание не нуждалось в
компании.
Только если это не было крошечным ураганом с волосами цвета карамели, янтарными глазами, вернувшимся сообщить, что она передумала.
— Разве я недостаточно хорош? — спросил пустую комнату.
Взгляд зацепился за керамическую настольную лампу, стоящую рядом с любимым
уголком дивана Джен.
— Так что, лампа? Я недостаточно хорош для нее?
Та не ответила.
Поэтому я поднял ее и запустил через всю комнату.
Грохот был приятным, но лучше не стало. Глядя на потрескавшуюся штукатурку и
осколки разбитой лампы, понимал, что только усугубляю беспорядок в своей жизни.
Злость еще не успокоилась, и я понял, что таращусь на кофейный столик.
— Ну, стол, скажи, что я сделал не так?
От того, был ли у него правильный ответ, зависела его судьба.
Стол оставался безмолвным.
Я поднял его, думая, что, если выбросить в окно, грохот будет блаженным
катарсисом... А потом поставил назад. Хоть и бушевал, но я не сумасшедший. Не было ни
единого шанса, что я смог бы заснуть в эту ночь, если в передней части дома будет зиять
дыра.
И посмотрите-ка на меня, думающего, что смогу хоть немного поспать этой ночью.
Даже сквозь туман гнева и боли, из глубины моего мозга шептал тихий голос
здравомыслия. И этот голос напомнил, что ничто не вечно. Бесполезная надежда, что она
передумает, все еще теплилась в моей душе.
Я пошел в комнату Джен. Лита все еще лежала на кровати, поскуливая и глядя на
меня, словно я не такой псих, каким себя чувствовал.
И как будто щелкнул выключатель, я понял, что у меня действительно есть кто-то, кто любит меня.
Здесь была девочка, которая нуждалась во мне и действительно хотела быть со
мной.
Я лег рядом, поглаживая и нашептывая успокаивающие слова ей в шерсть.
Они и меня успокаивали.
Проснувшись в три, инстинктивно потянулся за Дженсен, но почувствовал только
мягкую шерсть Литы на своих пульсирующих костяшках. Вчерашний день вернулся ко
мне во всех подробностях.
Я так сильно облажался.
Дженсен заслуживала, чтобы к ней относились как к сокровищу, которым она и
была, а я просто не делал этого, слишком поздно осознав, насколько она особенная.
Я был дураком. Таким чертовски самоуверенным.
За то, что заставил ее выбирать между мной и семьей, я заслуживал самого
сурового наказания
Я даже не думал, что могу проиграть.
Господи, как не хотелось в этот день на работу. Или вообще когда-либо.
