— Правильно я понимаю, — снова заговорил Стас, явно прилагая немалые усилия к тому, чтобы заставить голос звучать более или менее ровно, — что ты предлагаешь подослать к Райли Хюррем? Если ты думаешь, что я это позволю, — грош цена твоей прозорливости!
— Разумеется, позволишь, — спокойно ответил трутень. — Потому что к Макбину пойду я.
Олег в этот момент смотрел на Мамая, потому не сразу понял перемену, произошедшую с Чужой, и лишь заметив, как выражение лица Стаса с гневного вдруг сменилось озадаченным, а затем — насмешливым, обернулся: вместо «Дили» рядом с ним уже сидела красавица-турчанка.
— Меня же ты не станешь ревновать? — проворковала она, кокетливо накручивая на палец длинный черный локон.
Планета Новая Земля, форт Виктория, перед Порогом
— Это всего на полчаса, максимум — минут на сорок, — проговорил Тимур.
Лежавшая на кровати Настя ничего не ответила, даже не посмотрела в его сторону.
— И как только все закончится, сразу же вернусь сюда, — так и не дождавшись ее реакции, добавил юноша.
Она вновь и бровью не повела.
— Днем меня гораздо дольше не было — ничего же не случилось! — напомнил, лишь самую малость повысив голос, Тагаев.
— А если бы случилось? — резко вскинув голову, снизошла она, наконец, до ответа.
На встречу с Чужой она отпустила Тимура без разговоров, сама немного удивившись своей покладистости, но едва дверь комнаты закрылась за юношей, тут же ощутила мерзкий зуд на щеке. Вскочив, словно ошпаренная, опрометью бросилась в туалет к зеркалу, уверенная, что увидит на лице характерные оспины — признак неизбежной мучительной смерти. Но кожа оказалась чиста, как у младенца, пропал куда-то и зуд, словно и не было его. Выдохнув, Настя вернулась в жилую комнату, однако стоило ей опуститься на кровать, как кольнуло во лбу — будто комар укусил. Снова подорвавшись, девушка устремилась обратно к зеркалу, но и на этот раз тревога оказалась ложной.
За полтора часа, что она оставалась в комнате одна, Настя совершила не менее дюжины таких панических рейдов. В конце концов, утомившись и здорово разозлившись, содрала зеркало со стены в туалете, вырвав крепление с «мясом» — хотела перенести на кровать. Но когда тащила через дверной проем, не рассчитав, зацепила углом за косяк и, не удержав, выронила — ребром точнехонько себе на ногу. Зеркалу-то хоть бы что, а стопе досталось.
Боль, щедро сдобренная обидой — на весь свет: на подлого трутня, на себя-растяпу и особенно, почему-то, на Тимура, в такой момент оставившего ее одну — словно распахнула в глазах девушки крепко запертые до той поры шлюзы: слезы хлынули из них бурным потоком, и ни остановить, ни даже умерить его у Насти не нашлось ни сил, ни желания. Прорыдала она почти до самого возвращения Тагаева, так ни разу больше и не взглянув в брошенное в дверях туалета зеркало.
