Солдат еще раз замахнулся прикладом, но поручик строго осадил его.
— Не сметь Карабанов. Мне к графу Толстому его живым привести надобно. Смотри у меня! Не смей самовольничать!
Хотя и не получил Еремей второго удара по лицу, но и от первого потекла с него кровь, как сок из раненой березы весной. Удар карабановского приклада глубоко рассек кожу аккурат между правой и левой бровью, и кровь теперь растекалась по всему лицу пленника. Когда ката довели до места, он уже ничего не видел и только угадал ступени крыльца родной еще совсем недавно канцелярии. Поручик сразу хотел вести Еремея в застенок, но солдат у двери их туда не пустил.
— Не велено, — буркнул он, выставляя впереди себя граненый штык. — Монаха псковского там пытают. Уж больно дело, говорят, тайное. Он стервец против Государя батюшки молитву перед народом читать задумал. Ох, и достанется ему теперь за задумку свою. Только начали с ним беседовать. Не завизжал он еще. Придется ждать.
— Это как ждать? — недоуменно захлопал лохматыми ресницами Тавров. — Мы же самого Чернышева поймали.
— Вижу, что Чернышева, но пустить не могу. Вон в чулан его пока посадите, а как застенок освободится, так и отведете к нужному месту. Мы всегда так делаем, коли, застенок занят.
Еремея частыми крепкими пинками втолкнули в чулан и с лязгом захлопнули за ним обитую медью дверь. Чернышев, полежал чуть-чуть на прохладном полу, тяжело кряхтя, поднялся на ноги, на ощупь нашел лавку и сел на неё. Он чуть отдышался, попробовал немного утереть лицо о штаны и откинулся спиной на каменную стену.
— Прощай Анюта, — прошептал кат сухими губами, силясь представить желанный образ прелестницы. — Прощай красавица. И моря синь в твоих глазах, и яхонт алый на губах.
Однако, как ни старался кат представить образ очаровательной прелестницы, ничего у него не вышло. Вместо синеглазой Анюты, выплыли из жирной тьмы укоризненные глаза печальной Марфы.
— И ты прощай Марфа, — еще тяжелее вздохнул Еремей. — Не поминай меня лихом, раз уж так получилось. Судьбинушка уж видно у меня такая подлая. Околдовали меня видно? Прощай и блюди себя как следует, коли, такая у нас с тобой планида вышла. Ради детишек наших блюди.
Чернышев хотел еще что-то сказать жене, но почувствовал какую-то возню возле своих ног.
— Еремей Матвеевич, — вдруг позвал кто-то ката из-под лавки. — Подвинь немного ноги-то в сторону, а то не вылезу я никак.
Еремей с дрожью во всем теле повиновался таинственному шепоту, прижался к углу и скоро почувствовал, как кто-то осторожно оттирает его, покрытое запекшейся кровью лицо. Когда кат смог разглядеть своего благодетеля, он чуть не закричал в полный голос от удивления. Еле-еле от удивленного крика он удержался. Перед Еремеем на коленях с тряпкой в руке стоял подьячий Суков. Это же надо такому случиться?
