Презренный кат | страница 45
— Христос воскрес, добрый человек! — услышал вдруг за спиной Еремей, когда он попытался пристроиться к одному из столов. — Со Светлым Воскресеньем тебя милый человек! Дай я тебя поцелую.
Кат резко обернулся голос и увидел счастливо улыбающегося неказистого мужичка. Мужичок, не говоря больше ни слова, трижды облобызал Чернышева в губы, и подтащил к своему столу.
— Я вижу, ты тоже здесь один, мил человек, — сразу же у стола торопливо заговорил мужичок. — Я тоже один, давай вместе праздновать. Ты, поди, недавно на стройку пришел? Не видел я тебя чего-то раньше.
— Недавно, — мотнул головой кат.
— А где строите? — поинтересовался новый знакомец, передавая Еремею свою крепко ополовиненную кружку с вином, и не дождавшись ответа, представился. — Иван я, Киселев. За Тверью деревня моя. Глушь, одним словом. Такая глушь, что мне туда и идти больше не хочется. Чего там делать? С медведем, что ли целоваться? Не умеют там люди жить. То ли дело в городе жизнь. Её с деревенской жизнью, ни под каким видом не сравнишь. Сколько хочешь старайся — всё равно не сравнишь. А ты кто?
— Еремей я, — буркнул Чернышев, принимая кружку.
— Молодец Еремей, что пришел сюда, — радостно затараторил Киселев. — Со мною ведь тоже наших нет. В деревню они уехали. До зимы уехали, а я остался за инструментом приглядывать. Мне-то ехать некуда. Не осталось у меня в деревне никого, да и в земле копаться не хочу. Все равно все в неё ляжем, так и чего при жизни на неё смотреть? Я лучше в небо синее посмотрю. Вот где ширь да красота. Залпом бы кружку сейчас за красу эту небесную осушил, вот только кабатчик мне в долг больше давать не хочет. Зажрался сволочь. Думает, раз у вина стоит, то всё ему уже и можно. У, кабан толстобрюхий! Ну, погоди у меня! Будет и на моей улице праздник.
Еремей вдруг смутился от торопливой речи мужика, полез в карман и, выудив оттуда монету, сунул её в руку своего нового знакомца.
— Вот это дело! Есть всё-таки Бог на свете! — искренне возрадовался мужичишка и убежал к дородному кабатчику. — Настоящий ты друг Ерема, такой настоящий, что настоящей и не бывает. Эх, гульнем сейчас, едриттвую малина. В честь Светлого Воскресенья гульнем! Молодец Ерема, по-нашему сделал. Настоящий ты человек!
Не успел Чернышев порадоваться добрым словам своего нового знакомца да окинуть взором галдящих о чем-то своем соседей, а Иван уж тут как тут. Оттиснул он острым плечом хмельного матроса и с громким стуком выставил перед Еремеем бутыль вина, кружку, две огромные луковицы, пол краюхи ржаного хлеба и плошку с пятью крашеными яйцами.