— А почем вход? — поинтересовалась Зинаида Ивановна.
— Двадцать копеек, — сказал парень. — А для школьников и солдат — по пятачку! — И улыбнулся.
Если бы не эта улыбка, Куренцов, конечно, не пошел бы на эту злосчастную выставку, поскольку живописью он никогда не интересовался. Но снисходительная улыбочка этого парня, а также меркантильный разговор о двадцати копейках и пятачке его задели.
Василий Михайлович повернулся к супруге и спросил:
— Ну что, Зинуля, посмотрим?
— Посмотрим! — быстро согласилась Зинаида Ивановна. — А то чего без толку по городу шляться...
Через двадцать минут супруги Куренцовы уже бродили по залам выставки.
Народу здесь было много. Люди переходили от картины к картине, тихо переговаривались. Возле некоторых о чем-то спорили.
Куренцовы в споры не вступали. Василий Михайлович вел под руку Зинаиду Ивановну, и они чинно прогуливались, глядя по сторонам. Все картины в принципе нравились Василию Михайловичу, особенно пейзажи. Но больше всего ему нравилась обстановка выставки, такая торжественная, можно даже сказать, благоговейная.
— Надо бы нам дома какую-нибудь картину повесить, — тихо сказал жене Василий Михайлович. — А то надоело на обои глядеть...
— Верно, — согласилась Зинаида Ивановна. — У нас в хозяйственном эстампы продают...
— Вот! — обрадовался Куренцов. — Пейзаж какой-нибудь... Так, чтоб деревья были, лужок...
Он сделал рукой неопределенный жест, поясняющий, какой именно лужок хотелось бы видеть на эстампе, глянул по направлению руки на стену и замер от неожиданности.
На большой картине, висевшей в углу, Василий Михайлович Куренцов увидел СЕБЯ...
Картина называлась «Ночное купание». Изображен на ней был берег реки ночью. Светила луна. Двое молодых ребят нагишом бежали к воде. А третий человек, лет пятидесяти, только еще готовился к купанию: он наполовину снял трусы, обнажив левую ягодицу с крупной черной родинкой. Лицо этого человека было обращено к зрителю, и оно, это лицо, несомненно было лицом Василия Михайловича Куренцова.
В первый момент Куренцову показалось, что это ему все чудится, но, увидев побледневшее лицо жены, он понял, что не ошибся.
— Что ж это такое? — тихо ахнула Зинаида Ивановна. — Васенька, это ж ты... голый!
Стоявшая впереди них девушка в очках при этих словах повернулась, посмотрела на Василия Михайловича, потом на картину и улыбнулась.
Холодный пот выступил на лбу Куренцова. Кулаки его сжались.
— Пошли, Зина! — хрипло скомандовал он. — Пошли к директору!
