— Чего? — изумился Клягин. Он решил, что Ларичев просто издевается над ним, но тот смотрел серьезно и несколько печально. — Это как же — платить?
— Почасово, — сказал Ларичев. — У меня есть товарищ, преподаватель английского языка... Он берет за час занятий пять рублей.
— Ну, он английскому учит, — усмехнулся Клягин, — а тут — родному.. Хватит и трешника.
— Спасибо, — сказал Ларичев. — Вы очень любезны.
В субботу днем Ларичев отправил жену в кино, достал магнитофон, тетрадь, ручки. Задернул шторы.
Клягин пришел в назначенный час. Он был при костюме и галстуке, выглядел торжественно и чуть неуверенно. Оглядел квартиру, попросил запереть дверь, поинтересовался слышимостью через стены.
— А то, знаете, соседи услышат — еще пятнадцать суток схлопочем.
Увидев магнитофон, Клягин заволновался:
— Это зачем? Уберите!
— Это для записей, — пояснил Ларичев. — Мне так запомнить будет проще и легче отрабатывать произношение...
— Уберите! — настаивал Клягин. — Это ж документ. И потом, на кой на эту гадость пленку переводить?
— Нет-нет, прошу вас, — взмолился Ларичев. — Без магнитофона мне поначалу будет трудно...
— Зря я в это дело ввязался, — вздохнул Клягин, однако, уступив просьбам Ларичева, сел за стол. Нервно закурил.
— Начнем, Егор Степанович! — Ларичев сел напротив, открыл тетрадку. — Прошу вас!
— Чего?
— Говорите!
— Да чего говорить-то?
— Слова, выражения... Только помедленней... И если можно, поясняйте принцип их употребления...
Клягин задумался, напрягся, пошевелил губами, с удивлением обнаружил, что беспричинно вспотел, но так ничего из себя и не выдавил.
— Как-то не могу без разгона, — сказал он, вытирая лоб. — Не идет как-то...
— Может, чаю выпьем? — спросил Ларичев. — Вы не волнуйтесь.
Он принес чай, коржики.
— Если вам трудно, Егор Степанович, начните с более мягких слов... Попробуйте!
Клягин отхлебнул из чашки, снова задумался, наконец неуверенно произнес:
— Ну, например, «сука»...
— Так, — кивнул Ларичев, записывая слово в тетрадку, — хорошо. Ну и что?
— Ничего...
— Нет, я имею в виду, в каком смысле «сука»?
— В обыкновенном, — пожал плечами Клягин. — Собака, значит, дамского полу..
— Это я знаю, — сказал Ларичев. —А как это употреблять?
— Да так и употребляйте...
— Нет, вы не поняли. Я хочу понять какую-то закономерность. Это слово употребляется в отношении одушевленного или неодушевленного предмета?
— Не знаю я...
— Ну, хорошо... Вот, например, отвертка... Она может быть этим... тем, что вы сказали?
