— Этим доказательствам, пусть и лживым, я могу противопоставить только слово честного человека, — ответил музыкант, побледневший как полотно. — Да, я клянусь, — прибавил он, возвысив голос, чтобы заглушить ропот толпы, — что мадемуазель Элен никогда не писала мне. Я никогда не давал ей повода обращаться ко мне с подобными упреками! Я никогда не получал этого письма!
— Однако его нашли у вас!
— Почему обыск не произвели в моем присутствии? — спросил несчастный, мысли которого начали путаться.
— Негодяй! — воскликнул граф Керу. — Ты осмеливаешься утверждать, что Лантюр, мой старый слуга, и Мэри-Энн, преданность которой не вызывает сомнений, солгали?
— Я солгал? Лантюр солгал?! — вскрикнул матрос, сжимая кулаки.
— Я не обвиняю, — ответил Давид спокойно и твердо. — Я всего лишь защищаюсь…
— А этот букет! — прервала его Мэри-Энн, указывая на связку сухих цветов. — Вы станете отрицать, что он принадлежал Элен?
Давид смутился.
— Я поклялся ничего не скрывать, — сказал он менее уверенным тоном. — На празднике в Клер-Фонтен этот букет действительно был в руках у мадемуазель Элен. Возвращаясь в замок, она, видимо, обронила его в парке, а я позволил себе, быть может и не имея на то права, поднять букет и сохранить как святыню.
— Довольно! — оборвал его граф Керу. — Убил, так еще и святотатствует! Прекратите это!
Давид порывисто ответил:
— Я уважаю вашу скорбь, граф, но отвергаю несправедливо возводимые на меня обвинения. Убийство совершено, но даже под ножом я буду утверждать, что его совершил не я.
— Но кто же тогда, негодяй? — воскликнул господин Керу, снова набрасываясь на музыканта.
Схватив молодого человека за руку, он подтащил его к телу Элен:
— Смотри, убийца! Видишь ты эту кровь? Эти изменившиеся черты лица? Смотри, подлец, и только посмей теперь повторить, что не ты убил ее!
Растерянный Давид устремил взгляд на бездыханное тело Элен, и лицо его исказилось. Граф Керу, все это время державший Давида за руку, почувствовал, что он пошатнулся.
— Ты дрожишь! — закричал граф.
Но Давид, по-видимому, не слышал того, что ему говорили.
— Неужели я теряю рассудок? — пробормотал он, отирая рукой холодный пот, выступивший у него на лбу. — Или это галлюцинация?
— Что он такое несет?
— Я говорю, — произнес Давид с видимым волнением, — я говорю, что это не графиня Элен Керу.
— Он сумасшедший! — воскликнул Губерт. — Или, лучше сказать, он делает вид, что лишился рассудка. Господин мэр, его нужно сейчас же увести, иначе я не отвечаю за его жизнь. Крестьяне готовы его растерзать.
