Перед лицом жизни | страница 38



О таких людях, как капитан, Радыгин услышал совсем недавно от разведчика Емели, прозванного так за длинный язык, но тогда Радыгин не поверил ни одному слову Емели, и они даже поссорились, а вот теперь Радыгин убедился, что такие люди есть. Они живут какой-то высокой, чистой жизнью, спокойно идут на смерть, оберегая воюющую армию, и умирают вдали от друзей в гестаповских одиночках, не сказав на допросах ни одного слова.

С откровенным любопытством глядел Радыгин на капитана.

— Ну, давайте знакомиться, — сказал капитан, легко соскочив с подоконника, — я думаю, мы сойдемся. Фамилия моя Ливанов.

Он протянул Радыгину руку и после нескольких вопросов взял со стола папку и положил ее перед полковником. Капитан, видимо, не спросил о чем-то очень важном, что его смущало, и Радыгин это сразу же почувствовал и в рукопожатии, и в голосе, и в самом жесте капитана, когда тот передавал папку полковнику.

Радыгин насторожился и опустил голову.

— Ефрейтор Радыгин, — строго сказал полковник, — ты сам, наверное, понимаешь, что идти в тыл к гитлеровцам может только такой человек, который заслуживает абсолютного доверия. Я ничего не хочу сказать тебе обидного, но мы хотим послушать, как же ты все-таки жил до сорокового года.

— Плохо, — сказал Радыгин. — Пока я был маленьким, мне, конечно, жилось ничего. В нашем железнодорожном поселке все русские были, а как только начали требовать, чтобы мы от своих фамилий отказались, тут-то и началась заваруха. В том году, товарищ полковник, эстонские буржуазные правители весь наш поселок по ветру пустили. И разбрелись мы кто куда. Сестры мои пошли батрачить, а я поступил в торговый флот.

— Но ведь ты же мог изменить свою жизнь и до сорокового года. Ты не раз бывал в наших портах. Почему же ты не остался в России?

— Пуганый я был, — сказал Радыгин. — Если бы я ушел с судна, то моих сестер сгноили бы в тюрьме. С меня всякий раз перед рейсом подписку брали. Вы еще не знаете, товарищ полковник, какие тогда тюрьмы были в Эстонии, похуже царских. Вот и получилась картина. В восемнадцатом году закрыли границы, и не успели мы очухаться — здравствуйте, мы уже живем в другом государстве. Земля наша, а государство другое. Вы что же думаете — мои родители бежали от революции?

— Я этого не думаю и тебя ни в чем не обвиняю, — сказал полковник, — мне просто интересно послушать, как это у тебя все произошло. Вот ты прожил много лет с людьми, которые говорят на другом языке, и все-таки не разучился говорить по-русски.