— Послушайте, товарищ корреспондент, — сказал мне телефонист, когда я вошел в блиндаж. — Вам только что звонил комбат из первого. Он занял высоту, а через десять минут туда явилась местная жительница и бесстрашно зажгла огонь в своей избе. Комбат говорит, что по геройству это просто удивительная баба, и, ежели вы желаете с ней потолковать, идите прямо на огонек.
— Передай комбату, что корреспондент ждет командира полка и прибудет немного позже. Да, вот еще что, — сказал начальник штаба и с притворной суровостью постучал пальцем по кромке стола. — Передай комбату, что Кузнецов, мол, сердится, а за что, комбат сам догадается, но все-таки пускай он не тушит этот огонек. Хотите взглянуть?
— Я уже видел. Он очень и очень маленький.
— Но ведь и все великие реки берут свое начало из ручейков. Кто знает, удастся ли нам потом увидеть эти реки… Пойдемте, посмотрим хоть на ручеек.
Кузнецов снял с вешалки полушубок, и, пока надевал его, за дверью послышался окрик часового, потом ржание лошадей и топот ног, истосковавшихся по теплу.
— Что там за ярмарка? — спросил Кузнецов.
— Я хочу доложиться, а часовой мне стрельбой грозит. Разрешите войти?
— Входи, — сказал Кузнецов и открыл дверь, пропуская солдата, удивившего нас своим далеко не бравым видом.
Он был без шапки, в истерзанной одежде, словно его только что рвали собаки, но наше изумление достигло предела лишь тогда, когда мы увидели немецкие автоматы, которые, как тяжкие вериги, висели на груди солдата.
Мы не выдержали и сдержанно улыбнулись, хотя смех душил нас. Пока мы переглядывались, солдат привыкал к яркому свету в блиндаже, оттаивал, косил глазом на погоны двух майоров, стараясь определить, кто из них старше по должности…
И он угадал.
— Товарищ майор, — сказал он, обращаясь к Кузнецову, — разрешите доложить, как было дело.
— Докладывай, — сказал Кузнецов, — но сначала хоть немножко разоружись. Не пугай ты нас таким ужасно воинственным видом.
Солдат усмехнулся, неторопливыми движениями снял со своей груди немецкие автоматы и, словно охапку дров, презрительно швырнул их в угол, где висели наши полушубки. Затем он выпрямился и приложил руку к виску.
— Послушай, а шапка-то где у тебя, — спросил Кузнецов, — где шапка?
— Не знаю, товарищ майор. В такой схватке можно было вполне потерять и голову. Докладываю обстановку: выскакиваю я на дорогу и вижу обоз. Обоз, товарищ майор, из восьми саней, рядом три закутанных неприятеля, которые бегут, как французы в тысяча восемьсот каком-то году.
