«Вчера вечером Ава вернулась домой поздно. То, как она смотрела на меня, меня снова ужасно расстроило. Злится, что мы живем здесь, что ее постоянно осаживают. У нее в руке был тот старый полароидный снимок дома, и она требовала от меня информации о Куинне, которой у меня нет. Надо было бы прилагать больше усилий, чтобы защититься, но я не могу. Я так устала, и здесь я не чувствую себя в большей безопасности, чем где-либо. Только на этот раз я не знаю, откуда идет угроза. Изнутри моей собственной семьи? Мне нужна maman».
Мари прочитала запись снова и снова, чтобы удостовериться, что она все поняла правильно. Ава знала о полароидном снимке дома Оуэнсов еще до смерти Клэр. Она нашла его совсем не в коробке, как утверждала…
Следующая запись была на другую тему, и об Аве или фотографии речи не было.
Мари закрыла блокнот, силясь понять, что из этого следует. Ава сказала, что рылась в вещах Клэр после ее смерти и нашла в чуланчике, в коробке, ту фотографию и детскую одежду. Тут, мол, ею завладело любопытство, и она отправилась к дому – так и не объяснив, каким образом ей удалось установить местонахождение дома с нечеткой фотографии. В тот день, по возвращении из Честнат-Хилл, девчонка была как в огне. Задавала вопросы. Но она знала о фотографии как минимум полгода до того дня. Возможно, она бывала в том доме и раньше. Может, Ава проверяла ее? Хотела выяснить, что она знает? Возможно ли такое?
Мари схватила блокнот и прочитала последнюю запись, сделанную в ночь перед смертью сестры.
«Aux grands maux les grands remèdes. Que faire?»
В свободном переводе это означало: «Чрезвычайные времена требуют чрезвычайных мер. Что делать?»
Мари закусила нижнюю губу, и так красную и саднящую. Она часто так делала, когда была чем-то расстроена, встревожена. Она не отдавала себе отчета в том, что ее губа кровоточит уже три дня.
– Menteur, – прошептала Мари. – Ава, а ты лгунья.
Рассел остановился перед маленьким желтым бунгало и перевел дух. Надо было тщательно обдумать свой следующий шаг. За весь день ему так и не удалось добраться до Авы. Что, если тот, кто пытался сбить его, расправился и с ней? Если Рассел подаст ее в розыск или начнет обзванивать больницы, ему придется придать расследованию официальный статус – и выложить всю информацию о фотографии и о ее связи с двойным убийством пятилетней давности. Сокрытие важных улик в уголовном расследовании, воспрепятствование действиям прокуратуры и отправлению правосудия – это лишь малая часть всего того, что ему могут вменить в вину из-за глупости и малодушия, которые и побудили его ввязаться в эту историю. Наверное, предпочтительнее подпасть под судебное преследование, чем выглядеть полным идиотом, над которым все смеются, – ведь у него даже нет того полароидного снимка дома, чтобы представить его в качестве улики, да и, напомнил он себе, он никогда его не видел.
