И нужно будет заняться похоронами. Вторыми похоронами за этот бесконечный, страшный месяц. Пилипчук сказал, что врачи сделали все, что могли. Все? Что могли? Какие глупые, пустые слова.
Острые ледяные занозы пронзили сердце, заморозили кровь.
– Пора. – Наталья взяла Асю за руку.
Сухой, лающий кашель продрался сквозь уставшие детские трахеи. В уголке рта повис ошметок ржавой слизи, синева вокруг губ приобрела неприятный, темный тон.
– Сережа, открой глазки.
Малыш раскрыл мутные от боли глаза. Трудно, с хрипом поднялась худенькая грудь под фланелевой пижамой, на которой несвежие зайцы грустно цеплялись за запачканные воздушные шары.
– Мама, – еле слышно прошептал он сухими, потрескавшимися губами.
Держать глаза открытыми было больно, свет резал глаза. Голос показался малышу знакомым. Кто это? Добрая нянечка, которая кормила его супом из ложки? Суп был теплым и противным. Нянечкины руки немножко пахли унитазом.
– Кушай, золотко, кушай, – говорила нянечка тихим, как скрип двери, голосом.
Новый голос тоже был тихим, но по-другому. Тихим, как телевизор в другой комнате. Голова стала болеть чуть меньше, он вспомнил, что слышал этот голос раньше, в больнице, она что-то шептала ему на ухо, когда было совсем плохо. Или это было во сне?
– Тетя Ната, – вспомнил он.
– Я тут, – приблизился голос.
На лоб легла большая, тяжелая рука. Странно холодная и липкая, как от страха.
Он собрался было заплакать, но из глаз не вышло ни единой слезинки.
– Называй меня просто Ната. Как раньше, – сказал голос.
– Ната, – послушно повторил он.
– Открой глазки, Сережа, – сказал голос.
– Не надо… Сережа, – сказал он и провалился в липкую темноту.
– Сережа.
Голос был другой, не Натальин.
– Мама? – с надеждой спросил он и открыл глаза.
Свет падал на маму сзади, подсвечивая ее родные, золотые волосы.
– Это я, – сказала мама, – не бойся. Теперь все будет хорошо. Выздоравливай.
Мамин голос звучал громко и немножко незнакомо. Может быть, потому, что в уши все время билось сердце и мешало слушать. Он закрыл глаза.
Мама подошла ближе и положила руку на его лоб. Рука была сухая и прохладная. Не липкая, как у тети Натальи, или шершавая, как у нянечки.
– Спи, – сказала мама, – отдыхай. Все будет хорошо. Мы вместе.
– Мама, – сказал он.
На этот раз слезы нашлись.
