Объявили перерыв. Народ расступился, разошелся по стенам.
Он продолжал держать ее за руку, словно это было самым естественным в мире занятием. Неожиданная мысль обожгла Наталье затылок: что будет, если у нее вспотеет ладонь?
Он улыбнулся, чуть выдвинув мужественный подбородок.
Какой он, этот подбородок? Такой ли он упругий, каким кажется, подумала Наталья и удивилась, обнаружив свою руку на его лице.
– Как тебя зовут? – улыбнулся он, целуя кончики ее пальцев.
– Наталья, – еле слышно прошептала она.
– Красивая девушка, красивое имя.
Звук иностранной речи отозвался в ушах неведомой песней, покатились веселыми горошинами «р». Слова взбудоражили знакомое тревожное ощущение. Никто и никогда не называл ее красивой. Красивой была Женька. Даже школьная подружка Ася выглядела гораздо интереснее, чем она, тем более с ее прикидом и дорогим макияжем.
– У тебя красивая фигура.
Его губы защекотали мочку уха. По телу пронеслась сумасшедшая искра, закружилась голова. Заиграла медленная, слишком медленная музыка. Он держал ее в плотных объятиях, из которых хотелось выскользнуть, но не хватало сил. Или воли. Или всего вместе.
Как утопающий за соломинку, Наталья ухватилась за ускользающую нить разговора:
– Как тебя зовут? Из какой ты страны?
– Эдуардо. Моя родина – Куба.
Мягкое «б» превратило Кубу в «Куву». В детстве была такая песня…
– Куба – любовь моя, – пробормотала Ната.
Получилось неожиданно громко, повернулась танцующая рядом пара: нахмурился однокурсник, мигнула насмешливым веком старшекурсница.
Наталья обмерла, хотела всем все объяснить, но не успела, к губам прильнули горячие, мятные губы.
– Миллион, миллион, миллион алых роз, – запела Алла Пугачева.
Миллион разноцветных огоньков разорвал темноту.
7 ноября 1990
На кухне звенела посудой мама. Запах грибного супа причудливо вплетался в аромат пирожков с капустой. После пары месяцев студенческой жизни на черном хлебе с постным маслом и жареном луке у Жени автоматически побежали слюнки, в желудке жалобно екнул комок оливье.
– Первый раз за четыре года приехала на ноябрьские домой, – проворчал отец, – что-то случилось?
Он уже поел и лежал на диване с «Правдой».
– Так, – неопределенно сказала Женя, – соскучилась.
– Я умею читать между строк, – нахмурился отец, – в новостях появилась новая интонация, страну ждут гигантские перемены. Если я не ошибаюсь, у китайцев есть старинное проклятие «жить тебе в эпоху перемен».
– У Цоя есть такая песня «Мы ждем перемен», – сказала Женя.
