– Чем ты ее кормишь? Зубы черным-черны! Мама вспыхнула, посмотрела на Нату и осеклась, в глазах заплескалось знакомое виноватое выражение.
Баба Нюра повернула голову к забывшей закрыть рот Нате.
– Никогда, – прошипела она задыхающимся шепотом, – никому не показывай зубы.
Из пещеры бабкиного рта дохнуло тяжелым, затхлым запахом.
Ната отшатнулась, ступила ногой в пустоту, но не упала.
Отец подхватил ее за предплечья и брезгливо поставил на пол.
Вокруг Наты словно образовался невидимый пустой круг. Потупилась мама, отвернулся отец, выпучилась в никуда недалекая, идеальная Женька. В приоткрытом рту сестры блеснули влажным перламутром зубы, которых никогда не было и не будет у Наты.
Сентябрь 1990
Басы вибрировали в барабанных перепонках, свет прожектора то и дело выхватывал из темноты изломанные в такт громкой музыке тела. Первая дискотека учебного года в Калининском политехе была в полном разгаре.
Первокурсница Наталья перестала танцевать, одернула новую юбку и погляделась в стеклянную дверь. Дома подол не казался таким коротким, и колени могли бы быть стройнее… и вообще.
– Оля! – сказал кто-то так близко, что встали дыбом волоски на шее.
Загорелый незнакомец улыбнулся яркими губами, в полутьме зала влажно блеснули зубы.
– Я не Оля, – выдохнула она, чувствуя смутное сожаление.
– О’ля – это «привет» по-испански, – объяснил незнакомец, на щеке заиграла очаровательная детская ямочка.
– Привет. – Ната почти улыбнулась в ответ. На обнаженный Натальин локоть легла горячая чужая рука.
– Ты красиво танцуешь. – Он вложил ее руку в свою и приобнял за талию.
Двигаясь в такт музыке, он повел ее в центр зала. Мысли в Натальиной голове расплавились, потекли смутной чередой. Русские так не танцуют, думала она. Его бедра двигались с небрежной грацией, он притягивал ее к себе, кружил, обхватив теплым кольцом рук, отпускал на длину вытянутой руки и притягивал обратно. Движения сами по себе были нетрудными, недаром она занималась в танцевальной студии, но необходимость двигаться в унисон поглощала все внимание, и она не замечала, как с каждым тактом расстояние между ними становилось все короче, а его руки – все смелее. Теперь он был совсем близко, лицом к лицу, в его огромных смоляных зрачках плавало, скользило ее отражение. Новое, незнакомое ей самой отражение, в котором она была взрослой и… таинственной.
Закончилась музыка, он поднес ее руку к своим губам и легонько поцеловал в запястье. Наталья вздрогнула. Никто и никогда так с ней не обращался. Воздух словно наэлектризовался, каждый тонкий волосок встал на теле дыбом, в грудной клетке забилось пойманной птицей сердце.
