– Мне НЕ все равно! Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО хочу тебе помочь.
Один раз она сорвалась.
Отец как лежал, уткнувшись лицом в спинку дивана, так и остался лежать.
Заговорил в тот самый момент, когда волна раскаяния подошла катастрофически близко, но еще не накрыла Наталью с головой.
– Я тебя прощаю, – сказал он, – ты – молодая, ты хочешь жить. Я понимаю, что такой отец, как я, только в тягость.
Наталья открыла рот, чтобы возразить, но слова потерялись по дороге. Завязли в душном, жарком чувстве вины. Она сцепила в замок мокрые, потные руки и с силой выбросила их вперед. Сухо и дробно, как военные барабаны, затрещали костяшки пальцев.
Отец занимал так называемую двухместную палату. Крохотная комнатушка без окна и с двумя кроватями, одна из которых сейчас пустовала. Отец без конца жаловался на духоту, но держать дверь открытой в коридор не давал – мешали больничные шумы. Вот и сейчас было слышно, как в соседней палате мерно, будто выполняя работу, стонет больной. В палате наискосок громко переговаривались две медсестры, ловко орудуя над чьим-то распростертым на койке телом.
Ложка упала в суп, подняв фонтан брызг. Под заросшие щетиной щеки отца прокралась обиженная гримаса.
– Я помогу. – Наталья промокнула больничный поднос бумажной салфеткой.
– Ни на что я больше не годен, – жалобно сказал отец, поворачивая голову на звук голоса.
Рука потянулась к повязке на глазах.
– Скоро снимут, – сказала Наталья, набирая ложку безнадежно остывшего супа.
Отец покачал головой и открыл рот. Под дряблой кожей на шее скакнул острый кадык.
– Соли не хватает, – сказал он, – и перчика бы не помешало.
– Врач сказал, что острого лучше избегать.
– Жить вообще вредно, – возразил отец.
Он перестал есть и сгорбился на кровати, утонув в проваливающейся сетке.
– Налить тебе чая? Я заварила зеленый, как ты любишь. В термосе.
Отец молча покачал головой. В углах рта образовались глубокие скорбные складки.
– Может, утку?
Отец тяжело вздохнул и утонул еще глубже.
– Деньги за операцию дерут сумасшедшие, а кровати нормальные не поставят! – сказала Наталья.
Бинты закрывали отцу не только глаза, но и всю верхнюю часть лица, так что о том, что он нахмурился, она догадалась только по тону голоса.
– Было бы неплохо, если бы ты была чуточку великодушнее, – сказал он, – и не напоминала мне, в какие расходы я тебя ввожу. Когда ты еще найдешь себе новую работу.
– Папа! – запротестовала она. Отец поднял вверх сухую руку.
Наталья вздохнула.
