– До встречи, – сказала Наталья.
В ухо гудели короткие, тревожные, как завывание «скорой помощи», гудки, Женя уже положила трубку.
Женька. Блудная любимая дочь. Замужем и при деньгах. Как и следовало ожидать, у блондинок все по-прежнему – хорошо. И у непутевой Аськи, и у любимой всеми Женечки Нечаевой. Или какая там нынче у Женьки фамилия? И только подумать, как раз недавно отец начал говорить, что выгнал из дому не ту дочь…
На плите зашипел куриный бульон, по раскаленной спирали забегали сердитые шарики убежавшего бульона. Наталья сняла с кастрюли крышку и убавила огонь.
Женькин звонок всколыхнул замазанное, запертое в пыльный шкаф прошлое. Почему она не сказала Жене, что операция на глаза отцу уже сделана? Начала зачем-то про деньги бормотать? Хотела похвастаться, какая она молодец, зарабатывает достаточно, чтобы заплатить за дорогущую операцию? Или хотела продемонстрировать, что она, в отличие от Жени, живет с отцом и заботится о его здоровье?
С целлофанового пакета с морковкой сдержанно, по-прибалтийски, улыбался заяц. Под ним крупным красным шрифтом было написано «Made in Estonia» и продублировано мелкими, едва разглядишь, черными буковками «Сделано в Эстонии». Морковь в пакете была гигантской, как эстонские ступни. Овощерезка заскользила по гладким морковным бокам с аппетитным хрустом.
Наталья откусила только что очищенный кончик морковки и укоризненно покачала зайцу головой. Морковь слегка горчила на языке.
При ближайшем рассмотрении на бумажном пакете с картошкой обнаружились китайские иероглифы. Внутри лежала тщательно отмытая, мелкая, одна к одной, желтая, как лица китайского политбюро, картошка.
Что у нас, своя картошка кончилась? – подумала Наталья. Не всю же на Украине выращивали? Надо будет зайти на рынок. Не может быть, чтобы там не было обычной картошки. Пусть не такой чистой и ровной, но своей.
Нож соскользнул с желтого картофельного бока и ударил по пальцу, доску залило яркой красной кровью. Заныл, запульсировал локоть. Наталья прилепила криво висевшую, почти срезанную подушечку на верхушку указательного пальца и понеслась в ванную.
Она сидела на краю ванны поджав ноги, как усталая старая курица, и смотрела, как кровь быстро пропитывает бинт. Кто бы мог подумать, что у нее столько крови. Последние годы она ощущала себя ходячей мумией. Ссохлись легкие, сократилось сердце, внутри пустой черепушки катались редкие дробинки мыслей. Для чего она тут? В этой жизни? Правильно ли она живет?
