— Только что.
— Не слыхала ли чего?
— Бунтовщиков разогнали сейчас у Амонова храма, в Ойзите, а в других местах опять собираются, ходят, грабят и жгут. Прибыли, говорят, ахейские наемники с царским страженачальником, Маху.
О смерти Пентаура она ничего не сказала, потому что не имела силы говорить.
— Чудеса! — пробормотал себе под нос Иниотеф и покачал головой, усмехаясь.
Хнум глянул на него исподлобья, угрюмо:
— Чего бормочешь?
— Чудеса, говорю: сколько верных войск в городе, а на бунтовщиков не послали, дождались ахейцев!
— Молчи, дурак, не болтай лишнего… А царский наместник где? — опять обратился он к Дио.
— Никто хорошенько не знает. Одни говорят, за рекой, а другие — на эту сторону ушел, с верным отрядом нубийцев.
Едва не сказала «бежал», и Хнум это понял.
— Ухух, помилуй, Ухух, помилуй! — завздыхала Нибитуйя. — Как бы злодеям в руки не попался!
Хнум долго, молча смотрел на огонь пожара.
— Так-так-так! Вот оно, вот начинается, — заговорил он тихо, как будто думая вслух. — По Ипуверову пророчеству: «Господами будут рабы, новыми богами сделаются нищие». Юбра-то, Юбра наш, смерд, знал, что делает: знает муравей, куда хватит полая вода: кочку строит, где не смоет. Ушел к бунтовщикам вовремя!
Дио тоже смотрела на пожар, и вдруг нашло на нее знакомое чувство повторенья, возвращенья вечного — нэманк, — «все это уже было когда-то»: так же красное пламя пожара освещало снизу голые скалы и отражалось в черной воде красным столбом; так же белый дым клубился в двойном свете, серебряно-лунном и розово-огненном; так же пронзал ее всю холод мертвых уст: как вошел в нее давеча, когда, прощаясь с Пентауром, поцеловала его, — так и остался в ней.
Быстрые шаги послышались на лесенке. Сотник наместничьих телохранителей, совсем еще молоденький мальчик, взбежал на крышу. По запыленному шлему, разорванной одежде, бегающим глазам и дрожащим губам видно было, что он прямо из жаркого дела.
— Господину моему радоваться, — проговорил он, подойдя к Хнуму и кланяясь низко. — От его высочества велено сказать…
Так спешил, что задохся.
— Благополучен ли государь наместник? — спросил Хнум, вглядываясь в испуганное лицо мальчика.
— Слава Атону, благополучен, а в большой был опасности. Обнаглела бунтовская сволочь, — беда… Его высочество сейчас будет к тебе, велел приготовить ночлег.
— Сколько с ним человек?
— Тридцати не будет.
— Где же остальные?
— Кто разбежался, а кто к страженачальнику Маху отослан: государь наместник передал ему всю власть над городом.
