Судные дни Великого Новгорода | страница 35



Федосей Афанасьевич подошел сперва к Скуратову, обнял и троекратно облобызал, а затем обнял и поцеловал Семена Ивановича.

— Милости просим к столу, гости дорогие! Жена, наливай полней вина искрометного.

Гости сели за стол.

Хозяйка, поднеся кубки с поясными поклонами, вышла из горницы, оставив мужчин вести беседу.

Беседа это затянулась надолго.

Семен Иванович не принимал, впрочем, в ней большого участия. Ему было не до того. Он чувствовал, что его бросало то в холод, то в жар от только что пережитого им взаимного взгляда; он ощущал, как трепетало в груди его сердце, и с сладостным страхом понимал, что это сердце более не принадлежит ему.

В сумерках только выбрались друзья из гостеприимного дома Горбачева.

— Ну, что, какова моя-то зазнобушка?.. — спросил Максим Григорьевич.

— Ничего, краля видная, только перед приезжей не выстоит…

— Аль тебя тоже зазнобило?..

— Каюсь, сам не свой… да и не с нонешнего.

Семен Иванович откровенно рассказал своему другу первую его встречу с Еленой Афанасьевной.

— С Богом, засылай сватов, тебе можно, ты не отверженный… — печально произнес Скуратов.

— Сватов… — усмехнулся Карасев. — Кого же мне сватами засылать… Я, как ты знаешь, один как перст… ни вокруг, ни около…

— Так сам сватай… Федосей Афанасьевич человек разумный, поймет…

— Да что ты, брат, ошалел, что ли? Кажись всерьез гуторишь… Два раза девушку видел… уж и сватай…

— А что ж, старые люди бают, коли первый раз хорошо взглянется, надолго тянется…

Друзья вошли на дворцовый двор, в одной из изб которого жил Семен Иванович.

Прошло несколько недель.

Роман Семена Ивановича и Аленушки сделал необычайно быстрые успехи.

Мы не будем описывать в подробности его перипетии. Это может занять много места, а между тем у человеческого пера едва ли хватит силы выразить галопирующее чувство, охватившее сердца влюбленных. Клены и вязы сада при доме Горбачевых одни были свидетелями и первого признания, и последующих любовных сцен между Семеном Ивановичем и Еленой Афанасьевной.

В последней — Настасья Федосеевна была права — на самом деле заговорила цыганская кровь ее матери: после второй встречи Семен Иванович недаром стал бродить у изгороди сада Горбачева, на третий или четвертый день он увидал свою зазнобушку около этой изгороди и отвесил почтительный поклон; ему ответили ласковой улыбкой; на следующий день он завязал разговор, ему отвечали. Аленушку не смутило и то, что ее двоюродная сестра, испугавшись этой дерзости «шальной цыганки», как мысленно называла ее Настя, убежала без оглядки из сада; она спокойно говорила с Карасевым.