Иоанн подозвал к себе Семена Ивановича.
— Исполать тебе, детинушка!.. Показал ты нам этакую хитрость-досужество, каких сроду люди не видывали опричь твоего дела… Жалую тебя моей царскою милостью, отныне будешь ты стремянным моим.
Царь протянул руку Карасеву.
Тот трепетно прикоснулся губами к царевой руке.
Среди опричников ратников пронесся завистливый гул.
Так произошло повышение Семена Карасева.
Вскоре так случайно возвысившийся опричник сошелся с сыном Малюты.
Вернемся же, читатель, к этим друзьям, расхаживавшим обнявшись по дворцовому двору в июльский вечер 1569 года.
— Так ты говоришь, очень она хороша? — спрашивал шепотом Семен Иванович Максима Григорьевича.
— И не говори; так хороша, как ясный день; косы русые до колен, бела как сахар, щеки румянцем горят… глаза небесно-голубые, за взгляд один можно жизнь отдать… Да ужли же ты не встречал ее на Купеческой улице?
— Может, и встречал… — небрежно уронил Семен Иванович. — Да ты знаешь, не охоч я до девок да до баб…
— Знаю, знаю, ты у нас красная девушка, но погоди, придет и твой черед… Я тоже самое не охоч был… да сгубила меня теперь красная девица… и днем наяву, и ночью во сне… все передо мной стоит она, ненаглядная…
— Да кто она, ты не сказал, да и мне невдомек спросить было…
— Разве не сказал я тебе? Федосея Афанасьевича Горбачева дочь… Настя… Настасья Федосеевна… — поправился Максим Григорьевич.
— Тебе-то как довелось с ней познакомиться?.. — спросил Карасев.
— Я с ней незнаком, со стариком отцом сошелся, полюбил он меня, а ее так мельком видал, поклонами обмениваемся… — со вздохом произнес Скуратов.
— Что же зеваешь… сватай… а то как раз за какого-нибудь купчину сиволапого замуж выйдет.
— Хорошо тебе говорить — сватай… Во-первых, отец на дыбы встанет, ведь он все боярством бредит… да на него бы не посмотрел я… но не отдадут за меня, да и сама не пойдет…
— Это за тебя-то? — даже воззрился на него Семен Иванович.
— Да, за меня… за сына Малюты… — с горечью произнес Максим Григорьевич.
Карасев посмотрел на друга, но не ответил ничего.
Наступило минутное неловкое молчание. Первый прервал его Карасев.
— Покажи мне все же твою красавицу-то…
— Изволь, не потаю… мне все равно не видать ее как своих ушей…
— Да ты что это… я отбивать не стану… не бойся…
— Не прогневайся, это я так, к слову… Слышал я, что к Федосею Афанасьевичу племянница из Новгорода гостить прикатила, подруга задушевная моей-то зазнобушки, то вот, бают, красавица-то писаная… Смотри, как увидишь, как раз до баб охоч станешь…
