При приближении к ней Горбачева девочка не шелохнулась.
— Что ты тут делаешь и как сюда попала? — задал он ей вопрос, который остался без ответа.
Он повторил его громче.
Девочка молчала.
Он тронул ее рукою за плечо. Она слабо покачнулась в сторону. Видимо, она спала тем страшным сном замерзающего человека, от которого обыкновенно не просыпаются.
Афанасий Афанасьевич схватил ее на руки и внес в горницу.
Кликнув свою стряпуху Агафью, он отдал на ее попечение свою страшную находку.
Стряпуха Агафья Тихонова была молодая тридцатилетняя женщина, жена одного из приказчиков Горбачева.
Увидев замерзшую девочку, она так и ахнула.
— Ишь, сердечная, ознобилась, совсем ознобилась, уж жива ли? Кажись, цыганка! — взяла она на руки окоченевшего ребенка.
— Выходи ее, Агафьюшка, ведь душа-то человеческая! — заметил Афанасий Афанасьевич, поняв восклицание «кажись, цыганка» в смысле пренебрежения к этому племени.
— Знамо дело человечья… Я говорю цыганка, потому такая чернявая, а то ведь и они крест носят, — отвечала добрая женщина.
— Перво-наперво ее я теперь в сенцах снегом ототру до испарины, а там в теплую горницу внесу, а то она сразу в тепле-то не отойдет, беспременно снегом растереть надо.
Агафья вопросительно посмотрела на Афанасия Афанасьевича.
— Делай как знаешь, только от смерти ее вызволь… Отец и мать чай есть, убиваются, искать будут.
Горбачев прошел в свою опочивальню.
Наутро первый вопрос его, обращенный к Агафье, был о найденной им девочке.
— Отдохла, как снегом ее я вечор потерла, да в тепло внесла, глазки открыла, на постели, на моей, а потом опять заснула, родненькая, и вся в испарине, в рубаху я ее в свою завернула, так ночью меняла, хоть выжми. А теперича, на рассвете, встала, сбитню попила, лопочет. Сказала, что зовут ее Аленой, на шее крестик деревянный висит махонький.
Афанасий Афанасьевич вышел в кухню.
— Подь к дяде, ручку поцелуй, без него бы ты давно уж на том свете была, — наставительно сказала Агафья.
Девочка не торопясь слезла с лавки, на которой сидела, и, не робея, подошла к Горбачеву и поцеловала ему руку.
— Как зовут? — спросил последний, целуя девочку в лоб.
— Алена!
— А по отцу?
— Отца Афанасием кликали… только его телегой зашибло, — отвечала девочка.
— Помер?
— Помер, летошний год еще помер.
— Из табора?
— Стояли мы табором здесь под городом, да вечером ушли.
— А мамка?
— И мамка ушла… Посадила меня на крыльцо и говорит, сиди здесь… мне тебя кормить нечем… и ушла.
— Ну, может, мамка так малость ненароком тебя попугала… вернется, — утешил девочку Афанасий Афанасьевич.
