— Пфа! — перебил его агент. — Вы преувеличиваете, командир! Ну какая опасность может грозить вашим детям, которые ведь, насколько мне известно, находятся очень далеко отсюда, на вашей гациенде, охраняемой целой толпой слуг.
— Да, да. Гациенда далеко! — бормотал, не спуская печального взора с трупа благородного белого коня, старый солдат. — И там целая толпа преданных мне слуг, которые, конечно, будут защищать мое имущество и моих детей. Но разве против нас не поднялось сразу три индейских племени? Разве мы гарантированы, что восстание не разольется рекой Бог знает как далеко, заливая и те территории, которые мы считаем совершенно безопасными? Разве индейцы не обладают дьявольским умением совершать чудовищно огромные переходы и обрушиваться на поселки белых там, где их менее всего ожидают? И потом, эта женщина, Ялла!.. Ты не знаешь, что это за существо!
— Женщина! — отозвался хладнокровно агент. — А всякая женщина может сорок очков вперед дьяволу дать. Уж это я знаю отлично.
Наступило молчание. Кругом царила почти могильная тишина. Только откуда-то издалека доносился визгливый вой койота, трусливого маленького волка североамериканской прерии.
— Не ошибаетесь ли вы, командир, однако, принимая этого коня за какого-то Рэда? — сказал агент. — Ведь вы сами говорите, что много лет не видели своего Рэда. Разве можно быть уверенным, что нет никакой ошибки, когда кажется, что узнаешь животное, виденное два десятка лет тому назад?
— Для меня не может быть никаких сомнений! — ответил печальным голосом Деванделль. — Достаточно только взглянуть на этот могучий корпус, на стальные ноги, на благородную голову, чтобы убедиться… Нет, это он, это мой милый, мой любимый верный конь!
— Послушайте, командир! — прервал его сетования агент. — Ну, ладно. Пусть так. Но вы, ей-богу, только раззадорили мое любопытство. Так не делают. Вы должны мне все рассказать. Конечно, если это только не секрет.
— Нет, какой же секрет? Это старая и грустная, бесконечно тяжелая для меня история, но я не вижу причин скрывать случившееся тогда, когда я был молод. Пойдемте, однако. Здесь делать больше нечего. Завтра утром распорядитесь, чтобы и коня, и его всадника зарыли солдаты в одной яме. Я не хочу, чтобы их трупы терзали хищные птицы и койоты.
— Не волнуйтесь. Я вижу, что вы действительно в странном настроении.
— Ничего. Теперь мне как будто легче. А когда я расскажу все, думаю, у меня и еще легче на душе станет. Я в этом нуждаюсь. Меня угнетает тяжелое предчувствие. Мне все кажется, что вот-вот надо мной разразится гроза, которую я жду давно, с молодости. Может быть, нам утром придется пережить какую-нибудь ужасную опасность.
