Полковник в сопровождении агента прошел сквозь цепь сторожевых постов, обменявшись паролем и отзывом и предупредив часовых на всякий случай, чтобы не стреляли, когда увидят двух возвращающихся от скалы командиров.
Ночные странники, осторожно пробираясь среди обломков камней, в изобилии устилавших здесь почву, обходя образовавшиеся после вечернего дождя лужи, временами приостанавливаясь и вглядываясь во мглу, где, казалось, реяли какие-то тени, приблизились, наконец, к месту, где был расстрелян молодой воин.
При звуке их шагов ночные птицы заметались во все стороны, беззвучно скользя по воздуху, казалось, кружась около идущих, и полковник вздрогнул: он вспомнил, как после битвы бросаются на изуродованные трупы коршуны, как они выклевывают у мертвецов глаза; он вспомнил, как сбегаются к полям сражений стаи диких собак и шакалов, как они растаскивают по частям человеческие тела…
Невольно он отвернулся, избегая глядеть в ту сторону, где смутно рисовались очертания тела Птицы Ночи, повисшего на опутавших его веревках у скалы.
— Война — это проклятье! — пробормотал Деванделль.
— Война — неизбежность! — холодно ответил агент.
— Я почти готов поклясться, что мы расстреляли не индейца!
— Так кого же?
— В его жилах, вне всякого сомнения, текла кровь белого. Кто был отцом этого юноши? Какую женщину называл он своей матерью? Где они теперь? Может быть, ждут сына… А мы убили его!
— Не мы, полковник! — отозвался агент. — Его убила война!
Минуту спустя агент рукой показал на место, где лежала какая-то белая бесформенная масса. Это был труп лошади, подстреленной трапперами Гарри и Джорджем. Полковник почти вырвал из рук своего спутника фонарь, кинулся к трупу лошади, освещая его огнем фонаря, и крик печали и тоски сорвался с его уст.
— Рэд, мой благородный Рэд, мой любимый конь! — произнес он. — Я узнаю тебя, старый друг, хотя столько лет прошло с тех пор, когда я в последний раз видел тебя!
— Гм! Значит, эта лошадь почтенного возраста! — несколько иронически пробормотал Джон Максим.
— Видел ли ты когда-нибудь лошадь, равную по красоте и благородности форм этой? — отозвался Деванделль взволнованным голосом.
— Пожалуй, нет! — признался агент.
— Конечно же, никогда не видел. Потому что ведь это легендарный белый конь прерий. Тот конь, о котором ходит столько чудесных рассказов. Конь, который когда-то был — да, был — моим конем, больше — моим другом. Но как он мог попасть сюда, так далеко от того места, где я оставил его? Как он мог стать собственностью этого молодого убитого нами индейца? Что означает его появление здесь? Ей-богу, кажется, я начинаю с ума сходить. Не знаю, какая связь существует между всем случившимся сегодня и моей судьбой, но поневоле меня охватывает тревога за участь моих детей.
