Я официально объект жалости.
Пирсон толкает дверь, и порыв ледяного ветра ударяет в лицо. Я ограждаюсь плечом от ветра и следую за ним в зимний вечер. Земля укрыта парой сантиметров снега, но, по крайней мере, метели нет и дороги чисты. В шесть уже стемнело, но парковка хорошо освещена и почти пуста, не считая мою машину, несколько других и грузовик Пирсона.
— Ты поедешь домой со мной.
Я качаю головой.
— Мне и здесь хорошо.
Мой телефон начинает звонить, прежде чем Пирсон успевает настоять. Засунув руку в карман куртки, я бросаю быстрый взгляд на экран, и у меня замирает сердце.
Диана.
Я останавливаюсь в полушаге и вскидываю палец Пирсону с просьбой дать мне минуту. Он кивает и продолжает идти. Я поворачиваюсь к нему спиной.
Едва прижав телефон к уху, я слышу задыхающийся голос моей сестры:
— Пейдж рожает. — Пауза, и моё сердце теперь буквально застревает в горле, препятствуя словам. — Думала, может, ты захочешь знать.
Я всё ещё ничего не говорю.
Не могу. Физически не могу. Мне понадобится час, чтобы перевести дыхание.
Мне кажется, она собирается сказать больше, но бросает трубку на этих словах, оставляя меня стоять там. Одного. На холоде.
Часть меня, слабая часть, хочет ей перезвонить. Хочет забронировать рейс домой в эту же секунду. Но другая часть меня знает, что если я выберу эту дорогу, возврата не будет. Я всё потеряю. Больше, чем уже потерял.
В один день мои родители были здесь, а к тому времени, как я проснулся на следующее утро, их уже не стало. Какой-то идиот, чересчур тупой и бездумный, чтобы понять, что он слишком пьян для вождения за рулём отнял их жизни и безвозвратно изменил мою.
После их смерти мне пришлось переехать к сестре. Никто из нас и не выбрал бы другую жизнь, но смерть исключает возможность выбора. Очевидно, и тот, кто отвечает за новую жизнь на земле — тоже. Футбол и учёба в Уорвике были моим выбором.
И Пейдж намеренно отобрала это у меня.
Поэтому, прежде чем я размякну и сделаю что-то, о чём потом пожалею, я разворачиваюсь и окликаю Пирсона, который не торопясь забирается в грузовик, устремив взгляд на меня.
Я неторопливо бегу к нему с гремящим в горле сердцем, пока не останавливаюсь у грузовика.
— Когда едем? — спрашиваю я.
Пирсон улыбается, выглядя довольным.
— Выезжаем в пятницу.
— Круто. — Я застываю. — И, эй, спасибо.
— Не благодари. Ты сделал мне одолжение.
Нет, это он сделал мне одолжение, потому что я знаю, что если останусь, то, в конце концов, сдамся и поеду домой — и, наверное, никогда не вернусь.
