Эта эпопея давала материал для мечты моему отупевшему сознанию, когда я шел по улицам. Начиная движение по Первоначальному Пути, я представлял себя в свите короля Альфонсо. Пытался смотреть его глазами и представлял пейзажи, через которые проходил, такими, какими они были в эпоху, когда их не загромождали ни тротуары, ни шоссе, ни дома, ни магазины. Бронзовые фигуры известных людей в натуральную величину, которые испанцы любят расставлять в своих городах, превращая знаменитостей в странные неподвижные силуэты, казались мне застывшими без движения, как свидетели торжественного выезда Альфонсо из его столицы. Довольно долго – около двух или трех часов – я сохранял способность мечтать, воображая, как хлопают знамена, когда ими играет прохладный ветер, прилетающий из маленьких ущелий, горожан, собравшихся приветствовать короля, и процессию придворных, которые старались скакать на конях как можно ближе к монарху. Придворных я видел очень хорошо: жизнь предоставила мне возможность наблюдать вблизи этих животных – крупных зверей, мелких кошек или диких хищников. Каждое их новое поколение – точная копия предыдущих; они все те же с начала времен и такими останутся во веки веков. Дрессировка научила их льстить тем, кто силен, и презирать слабых. И что бы ни говорили, жизнь вознаграждает их, хотя это и противоречит любой морали. Я говорю о вечном и грозном народе подхалимов.
Но вскоре эта последняя попытка дать моим мыслям направление и форму обессилила меня. Я потерял нить Пути, перестал различать его направление и рельеф и доверил свою жизнь пешего странника инстинкту, то есть лишь автоматически замечал ракушки на стенах и вскоре стал делать это бессознательно.
Меня охватила странная ласковая радость. Больше ничего не болело: пройденные сотни километров закалили меня. Желания уменьшились в размере быстрей, чем похудел я сам: они сжались до нескольких простых хотений. Некоторые из них – а именно желание есть и пить – удовлетворить было легко. Лишь одно было почти неосуществимым, но я примирился с ним: это было желание спать. Я начал ощущать присутствие в себе чудесного спутника – пустоты. Мой ум больше не создавал образов и не рождал ни одной мысли, тем более проекта. Мои знания, если я их имел, исчезли в его глубине, и я не чувствовал никакой необходимости пускать их в ход. Когда видел пейзаж, мне не приходило на ум, что он, может быть, похож на Корсику или на какое-то другое знакомое мне место. Все, что я видел, было для меня ослепительно новым, и я воспринимал сложность мира мозгом, который стал таким же простым, как мозг рептилии или жаворонка. Я был новым существом: освободился от груза памяти, желаний и честолюбивых стремлений. «Гомо эректус», но особой разновидности, которая ходит. Крошечный на огромном пространстве Пути, я не был ни собой, ни кем-то другим, я был лишь машиной, которая движется вперед, – самой простой машиной, которую можно себе представить. Целью и содержанием ее хрупкого короткого существования было ставить одну ногу впереди другой.
