Я прикинул, сколько времени будет продолжаться месса, и понял, что немного выиграл, придя в эту церковь. Скоро начнется служба в монастыре; если бы я остался на мессу там, то потерял бы меньше времени. Священник был еще в повседневной одежде, придется ждать, пока он переоденется для служения. Продолжая с жаром вести сразу двадцать разговоров с женщинами, он прошел в неф. Мальчика он вел перед собой и крепко держал его в объятиях, словно загораживался им, как заложником. Наконец он скрылся в ризнице.
К моему большому удивлению, он вышел оттуда почти сразу. Какой-то предмет облачения был небрежно накинут поверх костюма. Он не тратил время зря: идя к микрофону, он уже обращался к аудитории. Перед тем как открыть рот, он торопливо перекрестился, и только этим начало его речи отличалось от начала выступления политика на митинге.
Не было традиционной проповеди, вообще не было ни одного знакомого мне элемента литургии и ни одной ссылки на Евангелие. Бесконечно долго священник угощал нас рассуждением, не имевшим ни плана, ни цели. Он говорил о современности, о финансовом кризисе, о войне в Ливии, о правительстве Сапатеро, о конкуренции со стороны китайской экономики, незаконной торговле дикими животными, будущем гибридных автомобилей, прочности евро, предсказании цунами, смысле существования природных парков и т. д.
Поток слов не иссякал. Во всей внешности священника чувствовалось огромное удовольствие, которое он испытывал, выступая перед публикой. Периодически он хватался за мальчика из хора, словно беря его в свидетели. Порой, говоря о чем-либо грубом или жестоком, он давал ребенку тумака в спину или мял ему уши, но иногда успокаивался и нежно гладил курчавые волосы на голове мальчика. А тот оставался бесстрастным и к ласке, и к шлепкам. Похоже, никого не возмущали эти жесты, несмотря на их двусмысленность. Жители деревни явно отдали священнику на растерзание эту покорную жертву, как бросают удаву живую мышь.
Я время от времени тревожно взглядывал на часы. Прошло уже полчаса, а священник все еще не приступал к какой-либо классической составной части мессы. Прихожанки удобно сидели на своих стульях, иногда встряхивая головами, над которыми проносились слова, выпущенные в них как из орудия священником-артиллеристом. Большинство его ядер все же пролетали выше цели. Эти женщины явно покорились тому, что вначале казалось им необычным, что их священник открыт влияниям внешнего мира и поэтому его месса не похожа на мессу. Однако непривычность такой службы не смущала их: эта церковная служба была для них чем-то вроде ток-шоу, которые они видели на экранах своих телевизоров.
