)
Иногда в поредевшие ряды этого низового духовенства проникают более современные люди, чье прошлое невозможно угадать. Одного из таких не поддающихся классификации экземпляров я встретил однажды в воскресенье в Кантабрии. Накануне вечером я остановился в здании для паломников при огромном синем монастыре. Я долго был там один, пока ко мне не присоединились две кореянки. Увидев меня, они убежали в глубину спальни. Именно из-за этого случая я почувствовал, насколько перестал следить за своей внешностью. После долгих дней ходьбы и ночей в палатке мой вид, должно быть, настораживал людей, а возможно, даже казался угрожающим. Во всяком случае, таким я показался азиаткам, которые, прибыв на место, первым делом полностью привели себя в порядок, не забыв даже о подошвах своих башмаков.
На следующий день было воскресенье, и в монастырской часовне служили мессу. Мне захотелось побывать на ней, потому что монахи, которые меня принимали, произвели на меня впечатление религиозным усердием и человечностью. Но увы! Я совершил ошибку: передумал из-за практических соображений. Месса в монастыре начиналась поздно, и я предпочел ей другую, где служба назначена на более раннее время – в епархиальной церкви, чуть выше по склону.
Церковь была громадным зданием. Куски штукатурки, имитировавшей мрамор, начинали осыпаться с ее стен. У меня возникло опасение, что в один из ближайших дней какой-нибудь верующий придет сюда вознестись душой к небесам, и потолок обрушится ему на голову.
На крыльце стояли около десяти местных кумушек. Я встал под крытой галереей, чтобы пропитаться тем небольшим количеством духовности, которое здесь было. Женщины громко кричали и со смехом окликали одна другую.
Время шло. Вдруг среди этой крикливой болтовни на высоких нотах прозвучал низкий голос – красивый звучный баритон. Он, несомненно, принадлежал мужчине, который гордился своими голосовыми связками и умел извлекать из этого инструмента все тона, на которые тот способен. Я повернулся и увидел бородача лет сорока, очень элегантно одетого. Он важно расхаживал среди прихожанок, и казалось, что свои воскресные наряды они надели, чтобы понравиться ему. Кумушки вытолкнули вперед мальчика лет десяти, черноволосого и пухлого. В чертах его лица было что-то бычье. Со своего места я смутно расслышал, что разговор шел о первом причастии. Видимо, священник, будучи в восторге от того, что может причислить к своей пастве этого нового верующего, начал трепать его ладонью по щеке, мять ему сначала кожу головы под волосами, а затем плечи. Мальчик терпел это с мрачным выражением лица.
