Для других людей, и эти две сестры были из их числа, дело обстоит иначе: прошедшее время так же драгоценно, как будущее. А между тем и другим находится настоящее – полное силы, ускользающее, плотное. Чтобы сохранить эти блага, нужно вписывать в путеводитель свои примечания. Таким путеводителем была маленькая книжка, потерянная ими и о которой они, должно быть, горько жалели. Я решил унести с собой сей редкостный документ, позволивший мне увидеть изнутри другой – чужой Путь.
Автобус должен был сделать остановку в центре Бильбао, но люди в светящихся жилетах заставили его остановиться раньше: проезд по набережным реки Нервион был закрыт из-за марафона. Мне пришлось выйти и, хромая, закончить путь пешком. Солнце заставляло блестеть фасады домов ультрасовременного квартала, посреди которого распускается, как стеклянный цветок, музей Гугенхейма. Снова обстановка была в высшей степени постмодернистской. Я, хромой и грязный, с обвисшим складками рюкзаком за спиной, шел по якобы средневековой дороге, а вокруг меня люди в светящихся трико и кроссовках «Найк» мчались, делая скачки, как газели, вдоль пейзажа из стекла и стали, который был достаточно ясным свидетельством победы человека над природой – того, что человек завладел святынями и избавился от всех ран, которые наши средневековые предки старались исцелить с помощью поклонения святым мощам в Сантьяго.
Контрольные судьи соревнований грубо прогнали меня с тротуара, предназначенного для марафонцев. В старом городе у меня было время поразмыслить над этим случаем. Я пришел к заключению, что мое путешествие, в сущности, не слишком отличалось от того, что делали эти влюбленные в себя бегуны с нью-йоркской внешностью. Испытание, которое я решил пройти, было просто более долгим и имело другие правила. Оно предполагало другие этические и эстетические нормы. Но если честно признаться, я был ближе к этим бегущим трусцой людям XXI века, чем к настоящим паломникам тысяча какого-нибудь года.
Это сравнение паломничества со спортом укрепило меня в мысли, что в Бильбао после недели похода мне необходим полный отдых, если хочу выдержать дистанцию не в сорок два километра, как мои соседи по тротуару, а в восемьсот километров. Именно такую задачу ставило передо мной испытание, которое называется паломничеством.
Неделя ходьбы – это еще только прогулка. Конечно, это прогулка длинная, трудная и непривычная, но восемь дней длится обычный отпуск. Дальше начинается совершенно новое пространство. Длинная цепь следующих друг за другом дней, непрерывность ваших усилий, накопление усталости – все это превращает путь паломника в ни с чем не сравнимый жизненный опыт. Когда в Бильбао я пересек эту границу, у меня закружилась голова. Я почувствовал сильное искушение прекратить все это. В конце концов, я уже достаточно увидел. Мне казалось, что я понял, что такое паломничество, и от его продолжения мне не будет никакой пользы, а только последуют один за другим одинаковые дни. В моем уме возникла соблазнительная мысль обо всем другом, что я мог бы сделать в освободившееся время. Мои ступни еще не зажили и могли стать предлогом для досрочного возвращения. Я всегда могу вернуться сюда в другой год, лучше подготовленным, и пройти последние отрезки Пути. Так я прошел бы весь маршрут за три или четыре года.
