‒ Очередной менестрель? ‒ теперь и в тоне «воина» появилась насмешка. ‒ Готовишь нам работу?
‒ Напротив, её у вас отнимаю, Лариас, дорогой. Тебе нравятся последствия пробуждения от побоев?
‒ Худшее из них, ‒ сказал Дел, ‒ убеждать тех, кто уцелел, что сами пострадавшие и виноваты, и все были бы живы-здоровы, если бы соблюдали законы и предоставили наказания Звезде. С другой стороны, когда речи о пользе законов подкреплены обуглившимся деревом и парочкой трупов, их слушают куда внимательнее. В любом прискорбном явлении можно отыскать нечто приятное. Но Лариас прав: вести тропами Чар существ, от природы лишённых чести, в то время как единственно честь мешает Чар-Вэй превращаться в крайне опасных негодяев, ‒ затея и впрямь рискованная, светлый Луч. Поостерегись.
‒ Благодарю, Дел, ‒ нежным голосом протянул Луч. ‒ Твоё замечание, как всегда, разумно и для меня неоценимо. Поверь, я не забуду. Если у тебя найдутся ещё соображения по поводу обучения Вэй, я с удовольствием их послушаю ‒ в любое время, свободное от занятий. Всех благ, вэй-лорды, и прощайте.
Эвин слушал удаляющийся стук копыт, размышляя, идти ли в дом или дождаться, пока Луч позовёт его, и вдруг небо вспыхнуло сотней огней всевозможных оттенков, и воздух нагрелся и загустел, и всё кружилось, звеня и мерцая… кружился он в водовороте сияния-музыки-цвета… и таял… растворялся…
Он очнулся, глядя в тёмные серьёзные глаза, ‒ на той самой кушетке, судя по ощущению ворсистого мехового тепла; и как попал из сада в комнату Луча, понятия не имел. Что с ним приключилось ‒ тоже.
В следующий миг он знал. Пробуждение. Свершилось, о, наконец, как прекрасно!.. как страшно.
Сесть получилось не сразу: голова кружилась, влажные ладони скользили по тигриному покрывалу; он чувствовал себя слабым, лёгким, как пух одуванчика, но слабость была удивительно приятной. Руки Луча поддержали его, за спиной появилась подушка. А до того он лежал в траве… и окно. Ну что ж…
‒ Я слушал, ‒ уверенный в неизбежности (и заслуженности, вообще-то) суровой кары, прошептал он.
‒ Знаю.
Эвин, ошеломлённый спокойствием тона, уставился на своего магистра: лицо было тону под стать.
‒ Но я… вы, милорд… ‒ он проглотил застрявший в горле комок. ‒ Вы им не рассказали. Ну, обо мне.
‒ О падении в реку и двух часах без сознания? А мне следовало рассказать?
‒Это был тот самый день. Милорд, ведь дело не во мне? Я даже не пробудился тогда… И всё же тут есть взаимосвязь… я прав? ‒ он почти умолял: он невыносимо хотел
