— Слушай, — негромко сказал он, глядя ему в глаза, — зря я это сболтнул. Все Лучи друг друга стоят. А за трёп, кто кого сильнее, может так влететь, мало не покажется. А хуже того, что влетит-то не нам.
— Но… — мальчик прикусил губу. — Он же Луч, Кит.
— Младший. И учит без Ступеней. — Кит понизил голос: — И, говорят, Верховный бы с ним не дружил — всё было б по-другому. Уж нас-то тут точно бы не было. Если Магистров много, а он один… Дошло?
— Да, — тихонько сказал Орис и взял веник. — А всё-таки он лучше всех, Кит. Я бы умер за него. А ты?
— Ну спросил, — удивлённо откликнулся Кит, вновь принимаясь за овощи. — Да хоть сейчас.
___
Он шёл по деревне, кутаясь в обрывки теней, плащ из пылинок и солнечных лучей, споткнувшихся о твёрдость предметов Сумрака. «Я здесь, но вы не узнаете, если я не откроюсь. Есть я, нет — совсем неважно для вас, я тень, просто тень, к чему пристально вглядываться в тени?» О, он отлично умел укрываться от взоров в тенях! Все Дети Боли Каэрина умели это — а он был лучшим. Учитель звал его «блистательным» в тот день, последний день его ученичества… а вскоре назвал предателем. Подобных оскорблений не наносят тому, с кем захотят искать примирения… «Я помню каждое твоё слово, я стал именно тем, чем ты желал меня видеть, я делаю реальными твои мечты — и ты до сих пор полагаешь, что я тебя предал? Да, у тебя всегда был особый талант превращать в поражения свои победы!»
Мальчишке было с виду лет тринадцать, и выглядел он жалко: маленький, тощий, на фоне румяных широкоплечих селян он казался просто больным. Ну, скептически отметил Чен, побои ещё никому не добавляли здоровья… Что мальчик натворил, оставалось неясным, но наказывали его, как вора: руки связаны и вздёрнуты кверху верёвкой, перекинутой через яблоневую ветвь, а дюжий парень хлестал его кнутом. Судя по числу багровых отметин на худой спине под остатками рубахи, началось веселье давно; и прекращать его пока не собирались. Мальчик упал на колени и вскрикнул: верёвка натянулась, причиняя не меньше боли, чем кнут. Его мучитель радостно засмеялся. Впрочем, смеялись многие.
— Ну, — скомандовал парень, — давай, пой! Хочешь встать, верно? Спой, птичка!
Чуть слышно, путая мотив (Чен решил — из-за срывающегося от боли голоса), он запел известную шуточную песенку. Парень с ухмылкой кивнул. Мальчик неловко поднялся, кнут взлетел, обвил плечи, дёрнул; он упал снова. Этой песни Чен не узнал: слова потонули в сдавленных рыданиях. В смеющейся толпе мелькнуло белое, яростное, ненавидящее лицо Джаэлла. Чен вздохнул и вышел из теней.
