— Та крохотная капелька страха не стоит такой бури, Энт. Знаешь, мама говорила: трус свои страхи бережёт, растит и поливает, как цветы, и бежит, куда они погонят. Каждый когда-то встречает свой страх. Трус поддаётся ему. А смелый борется. Но всякого можно чем-то напугать.
— Рыцаря?! — с отчаянной ноткой воскликнул Энт из куртки. И, кажется, всё-таки всхлипнул.
— Да кого угодно. — Его волосы были мягкие, как шёлк. — Ты самый настоящий Рыцарь. Ты умеешь быть честным. Можешь сказать: я виноват. Признаться в чём-то неприятном. Даже наказание просить. И вообще ты говоришь, что думаешь. Трус этого не делает, Энт. У тебя смелости на десятерых хватит.
Белокурая голова под моей рукой протестующе дёрнулась. Но от куртки не поднялась.
— Ты позволил бы им убить меня? — глухо проговорил он. — Просто смотрел бы?
— Они бы сразу не убили. Я дождался бы, пока он уберёт нож… он бы убрал, с ножом-то неудобно…
Видение того, что именно тому мерзавцу было бы неудобно проделывать с моим другом с ножом в руке, хлестнуло меня молнией по глазам, и вновь Кружево запело… грозно… закричало… Нет! Не сейчас!
— Вил, я не смог бы жить… после. Ты умер бы совсем напрасно. Нас обоих спас только твой Дар, да?
— Я видел смерть, Энт. — Я глотнул. В горле было сухо. — Твою. Так близко. Пустую, бессмысленную. Я-то умер бы, сражаясь за друга. А ты — просто так. Энт, я не знаю смерти страшнее, чем просто так. Вот страх-то и разрушил ту стену. Вот мы и живы. Не Дар, а страх мой нас спас.
Он отстранился и долго высматривал что-то во мне, хмуря брови. А я почему-то начинал злиться.
— Но, Вил, остаётся твоё Пробуждение. И мой долг.
— Ты оглох? Или не слушал? Я мечтал о Пробуждении. И никаких долгов. И хватит об этом!
— У тебя нет учителя, — тихо напомнил он.
— Ну и радуйся. Сам же говорил, лучше мне умереть, чем найти учителя-Магистра!
Энт вздрогнул. Я, как назло, тут же припомнил: здоровенная лапища с маху бьёт его по лицу, и его голова бессильно дёргается от удара. Боги, ну почему мне так трудно быть человеком всё время?!
— Я и без Магистров обойдусь. Ведь самые первые вейлины как-то обходились. Значит, и я смогу.
— Мы же о них ничего не знаем! Чем они кончили? И какова была цена?
Ну точнёхонько мои мысли! Он понял мою усмешку по-своему и заволновался:
— Я не просто так расспрашивал, ты увидишь! А долг… он всё-таки есть. Ты мне вернул больше, чем жизнь. — Он внимательно смотрел мне в глаза. — Желание жить. Смысл… наверное, даже радость. Нечто подобное может отнять у тебя Пробуждение, верно ли я понял?
