"Среди прилива и отлива радостей и горестей въ
здѣшней жизни, кто можетъ надѣяться наслаждаться всегда
непоколебимымъ и постояннымъ благополучіемъ? "
М. Н. Муравьевъ.
На другой день Сундукова прислала звать обѣдать къ себѣ Княгиню Рамирскую, и родныхъ ея. Хотя Елисавета весьма ее не жаловала, но чтобы имѣть удовольствіе блеснуть передъ ея дочерью своими нарядами, и чтобы вездѣ говорили, что Сундукова дѣлала обѣдъ и приглашала сосѣдей для Княгини Рамирской, она отвѣчала, что непремѣнно, въ назначенный день, будетъ. Софью кое-какъ уговорила она ѣхать съ собою, но Аглаевъ и жена его рѣшительно отказались.
Лишь только уѣхалъ человѣкъ, присланный отъ Сундуковой, Фамусова, съ мужемъ и съ дочерью, явилась къ Аглаевымъ. Она, по обыкновенію своему, много говорила, мужъ ея шохалъ табакъ и молчалъ, дочь ея вздыхала, поднимала и опускала глаза, и также была безмолвна. Фамусова убѣдительнѣйше просила пріѣхать къ ней обѣдать, на слѣдующей недѣлѣ, въ четвергъ; тщетно отговаривалась Катерина, подъ тѣмъ предлогомъ, что ея маленькая нездорова. "Привезите маленькую вашу съ собою; дорога и воздухъ сдѣлаютъ ей пользу, а я велю отвести для нея особую комнату; ей будетъ спокойно у меня." Катерина, чтобы отдѣлаться, обѣщалась пріѣхать, съ намѣреніемъ, въ назначенный день сказаться больною.
Къ обѣду Сундуковой нарядилась Елисавета, какъ не льзя лучше. Ей очень хотѣлось, чтобы Глафира, прежняя соперница ея, бѣсилась отъ зависти, и видѣла, что она красотою и любезностью своею уничтожила всѣ ея бывшіе планы на Князя Рамирскаго. Софья нарядилась, какъ можно простѣе, и чрезъ то была гораздо прелестнѣе Елисаветы. Елисавета еще возобновила убѣжденія свои Аглаеву, ѣхать съ нею; но онъ былъ довольно самолюбивъ, отказался рѣшительно быть у такихъ людей, которые гордились передъ нимъ, и тѣмъ болѣе еще, что онъ не имѣлъ возможности самъ принять и угостить ихъ въ своемъ домѣ. "Для меня, конечно, было-бы много чести явиться въ свитѣ Ея Сіятельства, Княгини Рамирской," сказалъ онъ, "но, право, никакъ я не могу." Елисавета оскорбилась сею насмѣшкою, и не упрашивала его болѣе.
При входѣ Елисаветы и Софьи въ гостиную, онѣ услышали очень ясно, что хозяйка закричала: Стъ! стъ! Догадаться было можно, о чемъ разговаривали; притомъ-же покраснѣвшее лицо Сундуковой изобличало ее. Среднюю дочь Фіалкиной, Фіону Павловну, застали на срединѣ комнаты: она была, можно сказать, поймана на самомъ дѣлѣ. Очень было замѣтно, что она разсказывала, и даже представляла въ лицахъ, сцену Княгини Рамирской съ Простодушиною въ лавкѣ.
