Семейство Холмских | страница 37



, потому, что пріобрѣли имѣніе не собственными трудами, и слѣдовательно, обязаны передашь, ежели не съ присовокупленіемъ, то, по крайней мѣрѣ, хотя въ томъ-же положеніи своему потомству. Но, зная ограниченность ума и непонятливость своей собесѣдницы, она рѣшилась ничего не говорить.

 "А, кстати!" -- сказала Столицына.-- "Знаете-ли? Прошивъ васъ есть умыселъ -- только въ вашу пользу! Я подслушала разговоръ Князя Бориса Ильича съ Чадскимъ: Чадскій въ васъ влюбленъ. Они думали, что я не понимаю по-Англійски, и свободно разговаривали между собою. Предупреждаю васъ"... Но Свіяжская окончила партію, и прервала бесѣду, позвавъ Софью ѣхать домой.

 Софья сожалѣла, что ей не удалось дослушать разсказа Столицыной; но и того, что узнала она, было уже достаточно. Она вникнула въ сокровенныя чувства сердца своего, и перемѣна, которой до сихъ поръ она не понимала, объяснилась ей: она увѣрилась, что Чадскій сдѣлалъ большое на нее впечатлѣніе. Любовь усиливается и быстро превращается въ страсть, или, просто, въ какое-то очарованіе, въ такомъ только случаѣ, когда мы дѣйствуемъ безъ размышленія, и совсѣмъ предадимся сему -- впрочемъ весьма сладостному чувству. Тогда любовь, точно такъ-же, какъ и другія страсти -- корыстолюбіе, картежная игра, и проч. и проч., постепенно беретъ поверхность надъ разсудкомъ, и совершенно овладѣваетъ всѣми умственными способностями человѣка. Слѣдствія всякой страсти одинаковы: Физическое и моральное разслабленіе силъ. Софья слыхала часто отъ матери, и Свіяжская тоже въ разговорахъ своихъ повторяла, что всякая страсть есть ослѣпленіе, а слѣпой человѣкъ самъ не знаетъ, и не можетъ видѣть, что онъ дѣлаетъ, и что весьма тягостно бываетъ тогда, когда онъ прозритъ, и глаза его откроются. Она призвала на помощь весь разсудокъ свой, и, руководствуясь также совѣтами матери, чтобы во всѣхъ чрезвычайныхъ случаяхъ жизни, прежде всего, прибѣгнуть къ Богу и просить Его помощи, она, оставшись одна, молилась съ усердіемъ и слезами. Молитва подкрѣпила ее, и, хотя эту ночь спала она дурно, но основательность ея разсудка внушила въ нее силу, если не совсѣмъ преодолѣть любовь къ Чадскому, и рѣшительно отдалишься отъ него, то, по крайней мѣрѣ, не совершенно предаваться страсти своей, надзирать за собою, разсматривать, внимательно и хладнокровно, характеръ и душевныя свойства Чадскаго, и не иначе, какъ но долговременномъ наблюденіи, рѣшишься отвѣчать его любви, и навѣкъ ввѣрить ему судьбу свою.