Храбренко провожалъ его до выѣзда изъ селенія. "Я было и забылъ поблагодарить тебя" -- сказалъ Чадскій, прощаясь съ нимъ -- "за ночлегъ. Но ты, смотри, не забывай обѣщанія своего переѣхать ко мнѣ, когда оставить службу. Покойный, теплый уголъ, и все содержаніе готовы для тебя, старый товарищъ!" Храбренко, со слезами на глазахъ, благодарилъ его.
"Une belle femme, avec les qualités
d'un honnête homme est la perfection
de l'espèce humaine."
Jouy.
"Прелестная женщина, съ свойствами
добродѣтельнаго мужчины -- верхъ
человѣческаго совершенства."
Жуй.
Чадскій пріѣхалъ въ Москву на Страстной недѣлѣ, и тотчасъ отправился къ Свіяжской, горя нетерпѣніемъ поскорѣе увидѣть Софью. Но Свіяжская имѣла обыкновеніе два раза говѣть, на первой и Страстной недѣлѣ Великаго поста. Это время жила она въ глубокомъ уединеніи, и никого къ себѣ не принимала. Съ досадою долженъ былъ Чадскій вернуться отъ ея крыльца, и велѣлъ везти себя къ Князю Фольгину. Съ нимъ былъ онъ родня, и довольно друженъ.
"Что съ тобою сдѣлалось?" спросилъ Князь Фольгинъ, расцѣловавшись съ Чадскимъ. "Вдругъ ускакалъ ты изъ Москвы, не простившись, и не сказавъ никому ни слова. Гдѣ ты пропадалъ все это время? И что значитъ странный и внезапный твой отъѣздъ? Я не былъ ма балѣ у Графини Хлестовой, о Масляницѣ, а мнѣ сказывали, что ты получилъ какую-то записку, ускакалъ съ бала, какъ сумасшедшій, и съ тѣхъ поръ -- будто въ воду канулъ! Знаешь ли? О тебѣ сказали, что ты точно помѣшался въ умѣ, и что тебя, по секрету, здѣсь въ Москвѣ лечатъ. Многіе добрые люди говорили даже, что слышали это отъ Доктора, который къ тебѣ ѣздитъ. Я думаю: потрудилась распустить всѣ такіе слухи милая Графиня Хлестова: она ко всему способна." -- При имени Графини Хлестовой, гнѣвъ и бѣшенство Чадскаго излились въ ужаснѣйшихъ на нее ругательствахъ. "Это гнусная клеветница!" вскричалъ онъ. "Но я отплачу ей." Потомъ все разсказалъ онъ Князю Фольгину, объяснилъ страстную любовь свою къ Софьѣ, и просилъ совѣта: какъ ему дѣйствовать?
"Послушай: ежели хочешь, чтобы я откровенно говорилъ съ тобою," сказалъ Князь Фольгинъ, "то вотъ мое мнѣніе: оставь Хлестову въ покоѣ, пренебреги ея клеветою; она лицемѣрна, хитра, успѣетъ какъ нибудь вывернуться, и дать этой исторіи совсѣмъ другой видъ. Можетъ быть, она обратитъ еще все къ твоему-же предо сужденію, или какъ нибудь повредитъ репутаціи невинной Софьи и Свіяжской: распуститъ слухъ, что онѣ, желая отвлечь тебя отъ ея дочери, выдумали
