Вскорѣ явился Рубакинъ, и за нимъ человѣкъ съ подносомъ, на которомъ стояло нѣсколько стакановъ пуншу. "Отецъ и командиръ, Александръ Андреевичъ! выпейте еще хотя одинъ стаканчикъ; болѣе просить не буду!"-- Ей Богу, никакъ не въ силахъ -- отвѣчалъ Чадскій.-- "Сдѣлайте одолженіе." -- Право не могу.-- "Жена! дѣти!" -- закричалъ Рубакинъ -- "сюда: становитесь на колѣни, и просите Александра Андреевича, чтобы выпилъ." При сихъ словахъ, онъ самъ хотѣлъ броситься передъ нимъ на колѣни. Чадскій удержалъ его. "Полно, братецъ! Какъ тебѣ не стыдно!" Зная однакожъ, что отъ него ничѣмъ отдѣлатъся не льзя, Чадскій сказалъ: "Пуншу, воля твоя, никакъ пить не могу, а ежели непремѣнно требуешь, то дай рюмку какого нибудь вина." -- Право пуншъ лучше!-- отвѣчалъ Рубакинъ.-- Но, такъ и быть: выпейте хотя еще стаканъ Шампанскаго, или .. постойте: у меня есть заповѣдная наливка! Сей часъ самъ принесу!
Чадскій думалъ воспользоваться его уходомъ, и, полагая, что онъ съ-пьяна все перезабудетъ, поручилъ Храбренкѣ заговорить его и удержать въ залѣ, а самъ пошелъ къ дамамъ, въ диванную. Онъ надѣялся въ кругу ихъ найдти убѣжище, подошелъ къ нимъ, и сѣлъ подлѣ жены Рубакина. Разговаривая съ нею, Чадскій увѣрился, что она очень порядочная женщина, хорошо воспитана и, слѣдовательно, ведетъ несчастную жизнь съ такимъ пьяницею.
Но хитрость Чадскаго неудалась. Тщетно Храбренко хотѣлъ заговоришь Рубакина, и самъ выпилъ съ нимъ по большой рюмкѣ наливки. Онъ помнилъ, что хотѣлъ подчивать Чадскаго, и пошелъ отыскивать его.-- "Выкушайте, Александръ Андреевичъ!" сказалъ онъ: "Это чудо: вы отъ роду не пивали такого нектара. И называется-то птичье молоко. Попробуйте только: сами еще попросите. "Безполезны были всѣ отговорки. Жена Рубакина хотѣла было также убѣждать мужа не принуждать Чадскаго. Но это посредничество до такой степени взбѣсило его, что онъ бросился бишь ее. Чадскій поспѣшилъ выпить, чтобы успокоишь его и избавить жену отъ побоевъ. Рубакинъ былъ доволенъ, и самъ выпилъ за здоровье Чадскаго; но вскорѣ послѣ того упалъ на полъ, безъ чувствъ.
Всѣ дамы, и въ особенности жена его, перепугались до чрезвычайности: она плакала, и не знала что дѣлать. Чадскій позвалъ людей; подняли Рубакина и отнесли на постелю. Между тѣмъ Чадскій велѣлъ подать уксусу и холодной воды; намочили ему голову и терли виски. Онъ вскорѣ очнулся и сталъ понемногу говорить. Ему было чрезвычайно совѣстно передъ Чадскимъ: называя его Петромъ Евдокимовичемъ, онъ просилъ у него прощенія, и хотѣлъ цѣловать его руки. Чадскій совѣтовалъ ему успокоиться и заснуть, а самъ, вскорѣ послѣ этого, вмѣстѣ съ Храбренною, уѣхалъ отъ него.
