— Сейчас птичка кричала, который вниз головой падает и кричит, — рассказывал Улугу в избе. — Верхом ходит — и сразу вниз: «Га-га-га!» А когда вёдро, ее нету. Ночью, однако, дождик пойдет. Егорка, ты завтра помогай мне! Поедем огород делать.
— А как батюшка, ездит к вам на Мылки? — спросил дед.
— Не знай, поп ли, батюшка ли, — лохматый такой, поет. Страшно, — признался Улугу.
— Смотри, начнет вас за косы таскать! — пошутил старик. Улугу снял со стены ружье Егора и куда-то собрался.
— Картошку мне вари! — велел он Наталье.
— Пошел, — кивнул старик вслед гольду, пробиравшемуся по кустарникам. — «Рыбы, — говорит, — нету, щука есть!» Эх, родимец! Щука-то разве не рыба? Ах, камский зверь!
Рассвело, но заря не занималась. Река, казалось, стала еще шире, оттеснила и принизила сопки на другом берегу. Она побелела и с высокого обрыва похожа была на густой туман, широко застлавший все вокруг. Одинокая черная лодка поодаль от берега на ровной белой воде казалась висящей в воздухе.
Над Амуром, где-то на высоком берегу, у самых изб, прокукарекал петух.
Егор взял ружье, мешочек с хлебом, тяпку, лопаты, лом и багор. Тихо. Слышно — утка летит, шелестит крыльями.
Егор спустился с обрыва.
— Ну, поехали! — негромко сказал он.
По утренней, словно недвижимой, реке голос его с ясностью слышался на большом расстоянии.
В отдаленной от берега лодке поднялся Улугу. Он, видимо, на рассвете перебирал снасть и уснул, зацепивши лодку за корягу.
— Поймал?
— Конечно, поймал!
Улугу поднял весло и, ломая гладь, стал грести к берегу. Слабые круги побежали из-под лодки. И только сейчас стало видно, что лодка на воде, а тумана совсем нет.
В носу лодки на свежей траве лежали два осетра. Улугу кинул их на песок.
— Эй! — крикнул он сонному Ваське. Тот вышел проводить отца и, ежась, стоял над обрывом, глядя на лодку. Ему, видно, самому хотелось поехать. — Дедушке тащи!
Мужик и гольд отправились на Мылки. Лодка пошла под берегом, вблизи печальных волнистых песков. У горла озера вздымались высокие бугры. Из года в год, между наводнений, во время спада воды, ветер, особенно сильный здесь, на излучине реки, выдувал песок с выступавших кос, наметывал его к прибрежным рощам и кустарникам, подымая там целые холмы.
Из дюн торчали черные метелки задавленного песками погибающего таволожника. Тальниковый лес боролся, упирался, полосатая стена его согнулась над прибоем громадных и зыбучих песчаных волн.
Стояла тишина. Пески сейчас мокрые. Кое-где виднелись на них крестики птичьих следов. Берег трескался. Вода прибывала, подмывая крутизну. Слышно было, как пласты песков время от времени бултыхались в мутную воду. А сверху по морщинам песчаных холмов в изобилии пробивалась молодая зелень. Трава и побеги таволожника снова одолевали, опять брали верх, прививались на вновь нанесенных песках.
