Завершил полёт колдун жестом гаишника, останавливающего транспортное средство. Ступа послушно начала снижение и совершила приземление в указанном месте.
Если выживу и сможем вернуться, то изрублю в щепу и спалю предательницу в банной топке!
— Конец маршрута, можно выходить!, — отворили дверцу снаружи, и ко мне протянулась узкая мужская рука в чёрной перчатке. — Обопритесь, сударыня, чтобы не оступиться.
Голос и слова были дружелюбны, но мне очень хотелось забиться в несуществующий в круглой ступе угол и прикинуться ветошью, чтобы не достали. Помедлив мгновенье и наступив на горло собственному страху, взялась за предложенную руку, протискиваясь наружу.
— Ну, здравствуй, Агуня!, — оттого, что незнакомец знает моё имя, я даже бояться забыла.
— И тебе не хворать…, — замялась, не зная, как обратиться к хозяину здешнему.
— Кощей я, бабушка. Царь Кощей.
В глазах потемнело, ноги подкосились.
«Так вот ты какой, кирдык, пришедший незаметно! Прям всем телом, а не только пятой точкой чувствовала, что к хорошему наша встреча не приведёт. А уж после того, как я невесту его к другому спровадила, и вовсе не жить мне», — пронеслись в несчастной головушке панические мысли.
— Что с тобой, гостья дорогая?, — бережно поддерживая под руку, заботливо поинтересовался главный злодей Дремлесья.
— Укачалась, милый. Непривычна к таким скоростям, вот головушка и закружилась.
— Хотел быстрее увидеть тебя, старушка, потому и торопил ступу твою.
— Увидел? Вот и славно. Пойдём мы с котиком, пожалуй, — хотела было повернуть назад, но за локоть держали крепко.
— Не торопись, отдохни, отведай моего хлеба-соли, — взмах свободной рукой, и из расступившегося тумана открылся вход в шатёр, разбитый на берегу. — Проходи, гостья дорогая.
Хоть последние слова и были сказаны мягко, но чувствовалось, что гостить у Кощея мне будет жёстко.
Рассеянного солнечного света хватало, чтобы рассмотреть внутреннее убранство шатра, которое напоминало будуар гаремной фаворитки.
Тончайшие шёлковые занавеси струились с высоты купола и делили помещение на зоны. Откуда-то доносилась едва слышная умиротворяющая музыка. Плавал ароматный дымок из курильниц. Сразу за порогом слуги, облачённые в дымчато-серые одежды, подали нам чаши для омовения рук. В воду было добавлено розовое масло, и я, наплевав на приличия, с удовольствием умыла еще и лицо. Хоть кожа у меня теперь почти драконья, но всё равно пылала, обожжённая солнцем и обветренная встречным потоком воздуха во время полета. Приняв влажные салфетки, которыми мы промокнули влагу, слуги с низким поклоном удалились, а меня Кощей повел дальше. Ступая по мягким коврам и путаясь в занавесках, я шла по шатру, надеясь, что еще поживу немного. Филипп привычно сидел на горбу и был необычайно тих.
