Линар и Юлиана никак не ожидали подобного заключения и оба вздрогнули. Но Анна Леопольдовна, на которую как-то электрически подействовал голос мужа, спорившего с часовым, забыла свое смущение, не нее нашло нервное состояние. Она протянула руки к своим спутникам и торжественно сказала:
— Да, так нужно! Так должно быть! Так и будет: вы жених и невеста!
Линар и Юлиана ничего не ответили ей, не взглянули друг на друга.
Несколько минут продолжалось странное, тяжелое молчание.
Принц Антон, убедясь, что часовой ни за что не пропустит его в новую калитку сада и что из дальнейших препирательств с ним выйдет только одна неприятная и унизительная история, отправился во дворец и прошел прямо на половину Анны Леопольдовны.
— Где принцесса? — спросил он первую попавшуюся фрейлину. — Мне надо ее немедленно видеть.
— Ее высочество гуляет в саду, — отвечала фрейлина.
Принц Антон направился к дверям, ведшим в сад, но и тут два часовых заградили ему дорогу.
Он до такой степени раздражился, что накинулся на этих часовых с кулаками. Но они стояли перед ним, скрестив ружья, как истуканы, не повертывая головы и не мигая смотрели в одну точку, если ему было угодно, он мог кричать, бить их — они не шевельнутся. Он отступил в бессильной ярости.
В эту минуту из сада к двери подошла Анна Леопольдовна в сопровождении Юлианы. Часовые немедленно отдали ей честь и пропустили.
— Что же это, наконец, такое? — начал было принц Антон.
Жена мельком взглянула на него, как в пустое пространство, и прошла мимо.
Он бросился за нею.
— Что же это такое? — снова повторил он еще громче и раздражительнее.
— Потише, — спокойно перебила его принцесса.
— Да ведь это, наконец, ни на что не похоже! — даже начинал задыхаться он от бешенства. — Это унизительно! Вы Бог знает какие порядки заводите. Я хочу гулять в саду — меня не пропускают, меня… Вы вон там Бог знает для кого и для чего калитку проделали и доводите меня до неслыханных унижений! Передо мной часовые заграждают дорогу. Что все это, наконец, значит? Почему я не могу гулять в саду?
— Потому что я не желаю, чтобы там гулял кто-либо, кроме меня и Юлианы, — тем же спокойным голосом прошептала принцесса.
Это раздражающее, невыносимое ее спокойствие и презрительность доводили его до исступления.
— Да вы, наконец, совершенно забываетесь! — закричал он. — Я не могу допустить этого!
— Это вы забываетесь! — отвечала Анна Леопольдовна. — И я прошу вас меня оставить.
Он сжал кулаки, его зубы стучали.
