— Негодяй! — отчаянным голосом крикнул Бирон и кинулся к сыну.
Вся кровь ударила ему в голову, кулаки судорожно сжимались. Еще несколько секунд, и он жестоко избил бы сына, но силы ему изменили: во всех членах поднялась страшная боль, слабость подкосила ноги, он пошатнулся и упал на пол.
Гедвига кинулась к нему, старалась поднять его, но напрасно. Он снова как будто забылся и несколько минут просидел на холодном полу. Потом медленно, со стоном, приподнялся на ноги и вышел из каморки.
Он присел на кровати жены своей. Она дремала.
Голова Бирона опустилась на грудь, и вдруг в комнате раздались рыдания. Он рыдал, рыдал, не имея возможности удержаться, и сквозь рыдания слышал, как сын что-то громко и резко говорит с сестрою.
Гедвига старалась усовестить брата.
— Теперь-то что ж упрекать его! — говорила она. — Разве ему легко? Его пожалеть надо!
— Кого жалеть? За что жалеть? — раздражительно твердил Петр. — По чьей же милости, как не по его, мы теперь в этой норе проклятой? Мне холодно! Я голоден! Меня вон завтра, может быть, казнить будут, и кто же виноват в этом?
Повторилась вечная история: сын, привыкший как должное принимать все выгоды блестящего отцовского положения, возмущался необходимостью разделять с этим отцом его несчастия.
Гедвига замолчала, опять забилась в свой темный угол и начала думать. Она давно привыкла думать втихомолку.
Несмотря на свои четырнадцать лет, она даже и сегодня оказалась благоразумнее и братьев, и матери.
Когда ее утром разбудили и сказали ей, в чем дело, она, конечно, не могла удержаться от слез и ужаса, но очень скоро совладала с собою и решилась действовать.
В последнее время она очень много наблюдала, хоть и ни с кем не делилась своими мыслями.
Когда ее мать, и отец, и все домашние торжествовали и были уверены, что впереди только одно счастье, что ничего дурного с ними случиться не может, Гедвига предчувствовала что-то неладное. В толпе своих поклонников, в толпе царедворцев, окружавших отца и ловящих каждый его взгляд, каждое его слово, она подмечала притворство и обман. Незаметно для других она следила за этими лицами и видела, как изменяется их выражение, только что герцог от них отвернется.
С каждым днем ей все яснее становилось, что отца ее никто не любит и что все будут очень рады, если с ним случится несчастье. А если никто не любит, так, значит, и будет это несчастье! Но, конечно, она не могла ожидать, что все ее дурные предчувствия сбудутся так скоро и так ужасно.
