Теперь же он нашел девушку в углу ее горницы у окна за пяльцами, но она не шила. Опустив на худенькие руки свою белокурую головку, Нилочка была точно так же в таком же полном забытьи и отрешенная от всего мира, как когда-то недавно сидела Аксюта.
И Борис сделал почти то же. Он постоял немного над девушкой, потом нагнулся, взял ее голову в руки и поцеловал в лоб.
Нилочка вздрогнула, но, отняв руки от лица и увидя Бориса, грустно улыбнулась.
— Испугал ты меня! — прошептала она.
— О чем ты так задумалась и вдруг? Сейчас смеялась, когда я ушел, радовалась, что хозяйничать начала, как если бы и опеки над тобой не было, а теперь сидишь будто пришибленная. Случилось что?
— Ничего.
— Так что же ты приуныла?
— Мысли такие пришли, что сразу меня захватили, — тихо отозвалась Нилочка. — Я так задумалась, что все забыла, не знала где и сижу… Вот что, Боринька, — хотя и не след бы мне об этом говорить тебе, а все-таки надо. Присядь-ка…
Борис сел на диванчик недалеко от друга. Девушка собралась с мыслями и заговорила:
— Слушай-ка, дело простое! Отвечай мне, что я тебя спрошу, а если не знаешь, что отвечать, — подумай, вместе перетолкуем. Слушай, Маяня говорила тебе, что уже давным-давно, много лет, желала, чтобы ты на мне женился, что с этими мыслями она так и жила? Она и не знала, что когда ты будешь большой и военный, то не захочешь сам жениться, не знала, что и я к твоему приезду уже всю душу отдам другому человеку? Ведь не знала она ничего этого?
— Конечно, не знала! — отозвался Борис. — Что ж дальше?
— Скажи, как полагаешь, такой ли человек Маяня… твоя мать, — поправилась Нилочка, — чтобы вдруг, сразу, бросить все свои старые мысли и желания и согласиться на совсем другое? Может ли она желать теперь, чтобы я вышла за князя Льгова?
— Не знаю, — отозвался Борис и протянул свои слова, как бы соображая, что отвечать вместо них.
— Нет, ты знаешь или, подумавши, узнаешь. Так подумай!
— Да, правда твоя, чудно это немножко! — вымолвил Борис. — Матушка не такова, чтобы ныне одного желать, завтра — другого…
— Стало быть, у ней по-прежнему те же мысли: авось ты сдашься и я тоже — и обвенчаемся мы… Ну, хоть не сейчас, хоть через год.
— Да, думаю, что те же.
— Так как же, Боринька, — воскликнула Нилочка, — потакает она нам теперь?! Поясни-ка это! Сказала я ей, что задумала звать князя к столу, а там просить остаться ввечеру… Ведь пойми ты, мне хотелось повидать его, поговорить, хоть два-три слова украдкой сказать, хоть поглядеть на него и глазами ему сказать, что я и люблю его, и на все пойду. Я думала, Маяня… ну, твоя мать… страшно разгневается на все это, а она удивилась, поглядела на меня пристально, а потом стала улыбаться и говорить: «Что ж, хорошее дело! Веселей день проведем! Он речистый, что-нибудь расскажет, позабавит нас…» А затем, Боринька, через несколько минут поглядела я на нее, она сидит, глядит в окно, задумалась, и такое… Ты меня прости, она тебе мать! Такое у нее нехорошее, злое лицо, что у меня сердце екнуло. Что же все это?! Рассуди, Боринька. Ты мать любишь, но ведь и меня любишь. Рассуди по правде, подумай!.. Что же это все?
