В дверях стоял Харджис. От его холодного подозрительного взгляда мне стало не по себе.
– Что вам? – гаркнул я.
– Пришел поднять шторы, сэр, – ответил он. – Но если я вас побеспокоил…
Я прошел мимо него к лестнице. Дом кишел шпионами. Точно живешь в стеклянной коробке, за тобой все время подглядывают. Я отправился к себе в гардеробную. Коридор был длинный, со множеством дверей, и я, погруженный в свои думы, пытаясь изыскать способ, как встретиться с Евой, проскочил мимо своей комнаты, да так и шагал, пока не уперся в конец коридора.
Нетерпеливо я повернул было назад, но тут впервые заметил, что это вовсе не конец. От этого длинного коридора ответвляется боковой. В этот боковой тупичок выходит дверь, и я остановился перед ней, разглядывая. В громадном доме тридцать комнат для гостей, но вряд ли это одна из них. Слишком уж далеко от ванной. Вдруг разволновавшись, я подумал: а что, если это комната Евы?
Я огляделся – направо, налево, – никого нет, и я тихонько вступил в тупичок. Прильнул к двери и прислушался. С минуту не слышал ни звука, затем слабый шелест сказал мне, что в комнате кто-то есть. Я занес было руку постучать, но тут раздался щелчок телефона, кто-то крутил диск… Я замер, вслушиваясь.
И услышал Евин голос.
– Это ты, Ларри? – спросила она. – В четверг приду. Она устраивает прием, так что я смогу задержаться. Да, к часу успею. Встретимся в отеле «Атлантик», в семь. Ты успеешь?
Долгая пауза.
– Ларри, но я же считаю часы! – воскликнула она. – Не опаздывай, ладно, милый?
Снова пауза, и тихий щелчок сказал мне, что Ева положила трубку. Как я добрался до своей комнаты, не помню.
Опомнился я уже на кровати. Я сидел, спрятав лицо в ладони, дрожащий, разбитый. Любовь сделала Вестал мягкой и покорной, моя страсть к Еве сделала меня таким же. Мне казалось, будто меня оглушили молотком.
Когда последние дюймы ленты соскочили со стержня и свернулись змейкой, Чад выключил магнитофон. Он взглянул на часы. Говорил он без остановки почти час. Он рывком отодвинул стул, встал, потягиваясь. Солнце палило еще ожесточеннее, и деревянная пляжная кабинка накалилась невыносимо. Чад вытер лицо и руки, плеснул в бокал виски, добавил воды и выпил. Ставя бокал, он невольно оглянулся на мертвую женщину на диване. По ее стройной ноге медленно ползла синяя муха. Задержалась на коленке мертвой, пожужжала и улетела.
Закурив, Чад бросил спичку в пепельницу, забитую окурками. Не в силах противиться болезненному искушению, он подошел к мертвой, тронул ее за руку. В лицо ей он старался не смотреть. Рука холодная, но еще не мертвенным холодом смерти. «В такую жару он вряд ли скоро наступит», – подумал он, скривившись; отошел к окну и выглянул снова. Вид открывался до самого Иден-Энда, который лежал милях в девяти отсюда. Дорога туда прямой лентой тянулась по побережью.
