— Кажется тяжкой и неприятной, — отвечал Волков, — сложной не кажется.
— Неприятной?
— Да кому из рыцарей и воинов приятно будет бабам на дыбе руки выламывать, — продолжил кавалер.
— А как они выть могут! От их воя бежать охота, — добавил Брюнхвальд. — А выть они могут полдня, не замолкая. Даже палач их остановить не может. По мне так уж лучше в осаде сидеть.
Барон смотрел на них внимательно то на одного, то на другого и опять думал. Волков пытался угадать, о чём думает барон, он давно понял, что барона что-то тяготит, и весь этот разговор неспроста. Да и само приглашение, скорее всего, было не случайным.
А Брюнхвальд ни о чём не думал, он с удовольствием ел великолепный пирог, запивал его вином, и заедал хорошим сыром и виноградом, редким в это время года.
— Значит, сия работа вам кажется неприятной, но не сложной, — задумчиво произнёс барон.
— Именно так, — сказал Брюнхвальд.
Кавалеру казалось, что вот-вот, и барон начнёт говорить о том, что его действительно интересовало, Волков очень надеялся, что сможет помочь человеку, который ездит на карете с гербом курфюрста, но барон перевёл разговор на другие темы:
— А вы, господа, раньше не при Инквизиции служили, кажется, вы из военного сословия?
— Да, — согласился Брюнхвальд, — и я, и кавалер из добрых людей.
И разговор потёк в другом русле. Но Волков ловил себя на мысли, что весь разговор складывается из вопросов барона и ответов не в меру, видимо, от вина болтливого Брюнхвальда. Барон узнал о них много, а они о бароне — ничего.
Вскоре Карл стал извиняться и сообщил, что ему пора. Его ждала вдова. Волков тоже откланялся, несмотря на то, что барон уговаривал его остаться. Невмоготу ему было сидеть полуголодным за столом с яствами.
За ними следом пошёл и брат Ипполит.
— Что за хворь у барона? — спросил кавалер.
— Диагноз ещё не ясен, — отвечал юный монах.
— Чего? — не понял Волков.
— Да не ясно, что за хворь у него, то ли кровавый понос, сиречь дизентерия, как говорили наши предки, то ли холера.
— Холера? У барона, как у простого мужика? — удивлялся Волков.
— Так немилосердны болезни и к чёрному люду, и к нобилям, — отвечал монах, — ну, да ничего, я думаю, вылечу его.
— Сколько он пролежит?
— Велю неделю лежать, а там как он захочет. Или как силы будут.
Волков кивнул и пошёл спать.
