Сам купец чаю не пил. Перед ним стоял графин с водкой. Он всё прикладывался да прикладывался к нему и захмелел. Сидит Степан Корнилыч и поёт себе под нос какую-то скверную песню.
Вдруг, откуда ни возьмись, влетела в комнату старуха. Бросилась к старику:
— Ах ты, пьяница, снова горланишь? Будешь буянить ещё?
И давай его угощать крепко скрученным жгутом по затылку, по лицу, по плечам. Как ни барахтался старик, не смилостивилась старуха. Потащила его в чулан. Щёлкнул засов. Старуха вернулась к гостям.
— Что это вы, хозяюшка, бьете, не разбирая, по голове! Уж лучше бы за волосы его, коли рассердились, — сказал прадедушка Николая.
Старуха вместо ответа повернулась к гостям, сняла платок с головы и говорит:
— А это что? Смотрите. Где у меня серьги?
И она показала им свои уши.
Николе стало жутко. На том месте, где полагается быть ушам, у старухи висели какие-то разодранные клочья, и серьги были вдеты куда-то наверх, почти под волосами.
— Шестьдесят лет он надо мной издевался. Его власть была, так уж по закону положено: жена терпи от мужа. Вот теперь он слабее меня стал, я и учу его уму-разуму…
Из вежливости гости сидят еще с полчаса. Потом прощаются, и Николя снова шагает со своим родственником по улице.
— Ну как, — встречает его бабушка, — побывал в Корниловой доме? Понравилось тебе там?
— Больше мне туда не хочется, — говорит мальчик.
В памяти его ещё звучат удары, крики, тяжёлый стук упавшего тела, перед глазами так и стоит искалеченная старуха.
Нет, лучше в самом деле никогда туда не ходить.
Ночью Николя ворочается во сне и что-то шепчет.
— Ты что, Николенька? — склоняется к нему мать.
— Где уши? — спрашивает мальчик каким-то чужим голосом. — Серьги где?
С ранних лет Николя проводил много времени на берегу Волги. Ребёнком гулял с отцом, любовался ледоходом. А стал постарше — и один бегал сюда с ребятами, собирал камушки и раковины. Волга манила голубыми просторами, радовала сердце, обвевала щеки прохладным ласковым ветерком.
В душные ночи Николе разрешалось спать на верхнем балконе. И тогда такая красота расстилалась перед глазами, что трудно было заснуть. Так бы и глядел, и любовался красавицей Волгой, когда луна накидывала искрящийся золотом покров на бегущие чёрные волны. И Николя чувствовал себя бодрым, сильным, смелым. Весело было тогда на душе.
Особенно любил он летние грозы над Волгой. Внизу, в своей спальне, маменька зарывалась в подушки, боясь грома. А Николя выходил на балкон любоваться яростными вспышками молний, прорезывавших густой мрак. Полнеба бывало охвачено бегущими друг другу навстречу грозовыми облаками, точно шла битва между несметными полчищами неведомых сил.
