В холмах был пожар. Черная пыль осела на прибрежную гальку и скалы. Каменные Уши, между которых когда-то застрял один из Жуков, унесло в Океан. Белые камни у быстрой реки стали серыми от пыли, которая заполнила мое измерение. Бобровая плотина была разрушена. А лунный камень, у которого я похоронила божью коровку, раскололся на две части. Я звала из всех — Жуков, бобров и рыбу, — но вокруг была только черная пыль и ничего живого.
Что это за страшное второе солнце? Больше не было Жуков, которые могли мне это объяснить. Я прижала к груди испачканные сандали, с дырками от зубов рыбы, — и заплакала. Я плакала в своем измерении впервые. Пусть рыба испортит своими зубами еще и мое пальто мышиного цвета, а бобры пусть сколько угодно изображают агентов Рейгана, пусть Жуки перестанут строить мой звездолет и даже обращать на меня внимание пусть перестанут — мне только хотелось вернуть их всех. Как же сильно мне этого хотелось.
Очнувшись, я обнаружила, что сижу у железной печки в Алексеевке, а в ладони у меня зажат глаз динозавра. Он перестал быть облаком корпускул и принял прежнюю незначительную форму — форму простого каменного бога из спичечного коробка.
Через много месяцев я догадалась, что на самом деле представляло собой второе солнце. Я рассматривала картинки в толстой книге, которую показала мне Тамара. Это был учебник астрономии — Тамаре дали его в библиотеке института, куда она поступила, чтобы изучать математику и физику. Тогда-то я и увидела на картинке свое второе солнце — это был метеорит. Его падение изменило для меня все. Я возненавидела метеориты.
Когда бабуля Мартуля обнаружила то, что осталось от моих сандалей, она тихонько заплакала, причитая, что обуть меня теперь не во что. Наплакавшись, бабуля в сердцах пригрозила отправить меня жить к Розе, но потом все же — ничего другого ей не оставалось — выдала мне раньше времени вместо испорченных сандалей на застежках новые сандали на шнурках. До этого сандали на шнурках она прятала в шкафу, завернув их в белоснежное полотенце.
Мне поручают собрать макулатуру
На Металлурге было две школы: «сталинская» и «хрущевская». Ученики двух школ враждовали друг с другом. Я не знала, в какую из школ попала, пока мне не объяснили, что «сталинская» — пятиэтажная, из красного кирпича, а «хрущевская» — трехэтажная, облицованная серой плиткой и построенная буквой «п». По всему выходило, что училась я в «хрущевской».
Пацаны из «хрущевской», побросав портфели в снег, курили за гаражами. А когда проходил кто-нибудь из «сталинской», кричали: «Эй, толстый, перни на спичку!».
