Это был очень сильный аргумент — после него я не спала всю ночь. Мы жили в Империи зла — ведь об этом сказал сам Рейган. Я очень переживала за свое родное, привычное зло, на которое, оказывается, покушались какие-то душманы и спецслужбы. От страха я даже задумала договориться с «тридцатьчетверкой» — она по-прежнему стояла за шкафом и притворялась тахтой деда, хоть дед умер и давно на ней не спал. Возможно, «тридцатьчетверка» поможет мне защитить мое зло от происков врага.
Но старуха Шура никогда не была разведчицей. Когда-то, давным-давно, она работала сторожем в детском саду.
Из кухни возвращалась бабуля Мартуля с бутылкой кефира.
— Какая у тебя умная внучка! — закатывая глаза, как заправская актриса, говорила старуха Шура. — Я ее сейчас тортиком угощу… Где же он у меня был?..
Она пробивалась к шкафу через свои узлы, как ледокол сквозь льдины, и принималась в нем рыться. А бабуля Мартуля пихала меня локтем и шептала: «Если найдет, не смей есть!».
Сумасшедшая Шура торт не нашла.
— Ну, в следующий раз… — вздохнула она, пальцем проткнула фольгу на бутылке с кефиром и залпом его выпила.
Шура не вышла в коридор, чтобы нас проводить. Просто закрыла дверь комнаты на защелку. Мы уже обувались, когда к нам подошла похожая на мамонта соседка и спросила:
— Это вы мой кефир из холодильника забрали?
Бабуля Мартуля покраснела, как рак, и принялась оправдываться:
— Меня Шура попросила принести, я подумала, что это ее кефир…
— И вы туда же! — возмутилась соседка. — Она же сумасшедшая еврейка. Сумасшедших евреев нельзя слушать! Им можно только плевать в глаза!
— Да не еврейка она, — бабуля в недоумении пожала плечами.
А соседка подошла к двери в комнату Шуры и принялась стучать в нее кулаком:
— Чтоб ты лопнула! Подавись ты этим кефиром! Старая, а жрешь чужое…
Ответом ей была гробовая тишина.
— Я вам отдам деньги, — пролепетала бабуля Мартуля, не зная, куда деться со стыда.
Мы вышли из подъезда, и бабуля в ярости прошептала: «Не приду больше никогда в жизни к этой полоумной твари!». И, действительно, месяц не навещала Шуру.
У сумасшедшей Шуры давным-давно был муж. И в те времена, когда он у нее был, на людях она вела себя, как интеллигентка, рассказывала про спектакль, который когда-то смотрела в ДК Металлургов, а дома пилила мужа.
— Обидно мне жить с тобой, — говорила она. — Ведь ты мне ни разу даже торта не купил.
— Так ведь и без торта жить можно, — отвечал ей муж.
— Торт — это знак любви и уважения. А ты недостойный человек, ты гробишь свою жену без счастья, без доказательств верности. Мне один путь — в ночь, в одиночество. И ведь такая это малость — принести с работы торт.
