— Вот есть же в математике константы, — объяснял поэт. — И то, что морковь надо теркой крошить, — это такая же константа.
— Я в кулинарный техникум собирался поступать, и точно знаю, что эта константа только у тебя в голове, — отвечал Денис.
— Но не поступил же! — Саша хлопал себя по коленке и всем своим видом выражал одну-единственную мысль: «Ага, подловил я тебя!».
Дождаться согласия двух спорящих людей — все равно что найти квадратуру круга: невозможно. Легче не ждать — и я бросила половинку моркови в кастрюлю целиком. Все сразу успокоились и принялись обсуждать другой вопрос — вопрос отсутствия свеклы.
Ингредиенты в борще — это все равно что тонкая настройка во вселенной. Почему борщ красен? Из-за свеклы. Почему эта вселенная такова? Потому что ее фундаментальные константы равны строго определенным значениям, и никаким другим — так уж она настроена, эта вселенная. Будь у нас свинина вместо тушенки — и вкус борща изменился бы до неузнаваемости. Будь постоянная Планка или скорость света другой — и космос был бы безлюден и совсем не похож на самого себя.
Почему так изумительно точна, так удобна для зарождения жизни эта тонкая настройка констант? Люди не мучились бы этим вопросом, знай они, что их вселенная настроена так не по чьему-то идеальному умыслу, она — лишь продукт случайной вероятности, ведь на самом деле вселенных множество — мне ли не знать об этом, — и каждая настроена по-своему: в каждой своя постоянная Планка, своя константа гравитационного взаимодействия, и у нейтрино своя масса. Любой математически непротиворечивый сплав физических законов — это новое измерение. Как любой теоретически совместимый набор ингредиентов — это новый вид борща. Так что, чертов борщ, как и вселенная, — это масштабный эксперимент.
Ежесекундно кто-нибудь экспериментировал, проверяя это измерение на прочность. Атомы мира впитывали энергию каждого эксперимента. И со дня на день масса этой энергии могла стать критической. Но мир все еще стоял на месте: здесь по-прежнему работали фондовые биржи, а люди ездили в метро. Мой эксперимент был безобидным — я просто бросила в кастрюлю огрызок яблока и кусок сыра, консервированные лягушачьи глаза и пучок сухой полыни, что был повешен в углу кухни хозяйской рукой еще в те незапамятные времена, когда в городе Железнодорожном стояло лето. В конце концов, это мой первородный бульон, особенный, — правда, без одной константы, без свеклы. Авось, что-нибудь да получится.
