Жуки с надкрыльями цвета речного ила летят за глазом динозавра | страница 132



На рынке у железнодорожной станции Саша Петров пополнял запасы тушенки и бесплатных газет. Газетами, где была одна сплошная реклама, он разживался у мальчишки, который раздавал их возле рынка. Забирал все до единой. А вечером снова отправлялся слоняться по городу. В сквере на скамейках пили пиво подростки. В баре «Визит» на улице Новой гремела музыка и веселились так называемые поэтом Петровым барбудосы — местные бандиты. Иногда, подгуляв, барбудосы шли в народ — заходили в продуктовый магазин, который по склонности граждан бывшей Империи к алогичности назывался «Магазин-мелодия». Очередь из простых смертных перед ними расступалась. Продавщицы с каменными лицами отпускали им водку и сыр «Охотничий». Саша смиренно смотрел вниз. А когда уходили барбудосы, покупал гречку, коньяк и чекушку — для стратегического запаса.

К тому времени, когда приезжали мы, остроумие уже возвращалось к Петрову, глаза блестели блоковской поволокой. Мы вместе смотрели телевизор, и поэт с Кузнечиком мечтали, как заработают миллион, прославятся и будут каждый день есть пельмени. Вдруг поэт замолкал и, покачиваясь, погружался в себя на целых две минуты. А после поднимал указательный палец и говорил что-нибудь значительное. Однажды он сказал:

— Зато я знаю место, где в этой квартире можно повеситься!

Ну а потом — такая у него была потребность, возникавшая только под воздействием алкоголя, — он вытаскивал свой мобильный телефон и, словно шаман, покачиваясь, тыкал пальцем в клавиши. Он с упоением звонил всем подряд: бывшим однокурсникам и рабочим склада. Ему нужно было выплеснуть на кого-нибудь свое отчаянное остроумие. Поэт не слушал собеседников, он был весь погружен в экстаз говорения.

Следующие двое суток он проводил так же. Только вечером второго дня — график! — ему приходилось ехать на работу в ночь — таскать коробки с сотовыми телефонами, в перерывах курить и пить кефир. Душу его согревала мысль, что за ночь он заработает пятьдесят долларов.

«Пятьдесят долларов!» — произносил поэт значительно и выдерживал особенную, очень долгую паузу. Мы сразу понимали, какая астрономическая сумма, эти пятьдесят долларов — долларов ведь, черт возьми, не рублей. И потому испытывали к Саше почтение. Он тоже собой гордился. Но время от времени, выпивая, он впадал в поэтический бред и заявлял: «Долой капитализм! Долой буржуев! Пойду опять в дворники!». «А как же пятьдесят долларов, Саша?». «Да плевать мне на пятьдесят долларов. Я пострадать должен».