Денис получил зарплату — ведь он все еще работал ночным продавцом в продуктовом магазине. Приехал в общагу и сказал: «Пойдем бухать, Петров». Поэт засомневался. Почесал голову и ответил: «Ну понимаешь, тут такое дело…». Источником сомнений была начальница с мощными руками: поэт обещал ей, что тем вечером выйдет на работу.
— Еще один бомжатник надо расчистить? — догадался Денис.
Поэт помялся и, не дав определенного ответа, все же пошел в магазин за коньяком и портвейном, продолжая сомневаться. Сомневаться он не переставал ни на секунду в течение всего времени, пока они шли в магазин. Но отказаться от коньяка и портвейна поэт не мог — ведь алкоголь делал его смелым и остроумным.
Когда Кузнечик с поэтом пришли за мной, я зашивала очередную дыру в кармане плаща Элиота. Охотилось, что ли, это измерение за содержимым моих карманов? Только одна ценная вещь и была у меня — глаз динозавра. Но за ним я следила с особенным вниманием.
— Пойдем бухать, Светочка! — весело воскликнул Денис.
Я уже знала, что бухать интересно каждому человеку в этом мире. Стоило попробовать и мне — чтобы лучше понять людей.
Мы бухнули, а потом Денис вдруг сказал:
— Поехали!
— Куда? — спросили мы с поэтом.
— В Ясную Поляну.
— Ну, дело в том, что… — философски начал поэт Петров, растягивая слова и ища взглядом продолжение фразы на потолке. Но оно там не появилось — и он сдался.
— С начальницей поступаешь просто, — подсказал продолжение Денис. — Звонишь ей и говоришь: Марья Иванна, я еду в Ясную Поляну, навестить могилу великого писателя из Тульской губернии. Примите это как факт.
— Примите как факт… — повторил Саша. Но тут его снова одолело сомнение, и он еще раз повторил эти слова с другой, уже вопросительной интонацией: — Примите как факт? А если она не Марья Иванна?
— Да какая разница! Все равно пусть примет как факт. Все, поехали.
Но поехали мы только через полтора часа. Все эти полтора часа поэт Петров договаривался с начальницей — по мобильному телефону, в коридоре. Вернувшись, он посмотрел на нас мудрым и печальным взглядом, вздохнул и кивнул: едем.
— Что ты ей сказал? — поинтересовались мы.
— Марья Иванна, примите как факт.
Пьяный поэт Петров смело вышел на улицу, где горели фонари и блестел мокрый от тающего снега асфальт, и даже спел «Интернационал» — в знак протеста против эксплуатации начальниками РЭУ всех дворников этого мира.
На вокзал мы приехали в начале двенадцатого часа ночи. Прямых электричек до Тулы уже не было. Это могло бы остановить кого угодно в такую промозглую ночь, но только не Кузнечика. «Поедем на перекладных!» — крикнул он.
