Да, вот мой друг точно так же покраснел. Несмотря на то, что произнесено это было его же устами. Просто в отличие от него самого, Кощей ванильно-зефирным изъясняться был видимо не мастак, но, справедливости ради, скрасить постарался как мог. Это, впрочем, не помешало Андрею сделать движение рукой, будто чтобы смахнуть наглого кота со стола, да такое реалистичное, что я даже удивился, не услышав скрежета когтей по столешнице и шума падения. Но потом вспомнил, что кот крылатый.
А замечание грубое, но все же дельное: какие бы сильные чувства не испытывал мой друг, мечты и творчество взаимностью ему не ответят, то есть ответят конечно, но, как и Кощей — его же устами.
И видимо слова кота, как бы глупо это не звучало, подстегнули моего друга. Решительность и смелость он проявил завидную: полчаса простоял в ожидании перед входом в театр, на виду у всех, с розой в руках; подошел к своей музе, несмотря даже на то, что в тот день она пришла не одна, а с мамой, и, собственно, познакомился. А потом возник тот вакуум между воображаемым и действительным, который заполняется отнюдь не любовью, а неловким молчанием. Оно быстро становится тяжелым, а поскольку новые мысли в реальном времени вследствие ограниченности буфера родятся с трудом, спасение находится в лихорадочном переборе существующих скриптов.
Чтобы хоть как-то развеять возникшее напряжение мой друг засыпал девушку клише и шаблонами на уровне «как вам, сударыня, нынче погодка?». Ну что поделать, собственного опыта у него еще не было, а скрипты, основанные по всей видимости на каких-то пассивно воспринятых, устаревших и обрывочных данных, оказались весьма невысокого качества. Называл он ее упорно на «Вы» и именно так как она представилась вначале — полным именем. Короче, завершая их первую же встречу, девушка сказала, что он как будто из средних веков явился, а он никогда и представить себе не мог, что дама сердца назовет его рыцарем и прозвучит это в форме упрека. Не по программе это как-то, не по сценарию.
Он обещал ей измениться, а она не дала ему шанса. Еще год не оставлял он своего к ней чувства, продолжал посещать театр и занимать привычное место в паре рядов за ней, продолжал любоваться ею и кромсать себя изнутри безответной любовью. Иногда попадался ей на глаза, иногда делал попытки заговорить с ней, но всякий раз натыкался на стену пренебрежения и наконец сдался. И надломилось что-то у него в душе. Все как-то резко стало безразлично. Вы, психологи, называете это фрустрацией. И слово-то какое — гадкое, прям всю суть ощущения передает.
