Я кивнул, смотря в ту сторону, куда убежал чёрный пес.
— Что там увидел, пацан?
— Ничего. Задумался, пап.
— Есть пошли. Задумался он. — Отец вышел из сарая и снял грязные рукавицы. В руках его было ведро с мутной водой, сверху, на нем же, раскачивалась чёрная тряпка. Рубашка вся на отце пропиталась пятнами пота. Он стянул её через голову.
Когда он умылся, мы сели за стол. На завтрак была картошка и кукуруза. Отец не сильно хотел есть, а просто ковырял вилкой в тарелке. Я же уплетал за обе щеки. Как может не быть аппетита на свежем летнем воздухе?
— Можно спросить, пап?
— Валяй, пацан.
— Мне показалось, или нет? Собака была у нашего амбара. Чёрная такая.
— Иж ты какой ты у нас любопытный. Это чёртова шавка меня достала. Увидишь её, бери ружье и застрели, я разрешаю. А то она повадилась сюда приходить, — отец одел картофелину на вилку и поднес ко рту, потом словно нехотя проглотил.
— Она не первый раз пришла? — удивился я.
— Не первый. Вот недавно за амбаром что — то вынюхивала, наглая псина. Да еще гоню её, а она уходить не хочет. А на той неделе вообще на крыльце у нас дрыхла. Я только дверь открыл, она смылась так быстро, что я нихрена и понять не успел.
— Ясно.
— Не вздумай давать ей еды.
— Хорошо, пап.
— Я не шучу, по поводу того, что бы ты её пристрелил, надеюсь, понял?
— Да.
— Ну всё, — отец встал из за стола. — Я поехал, пацан. Посуду помой, как доешь. И мою тарелку тоже.
— Хорошо.
Я услышал скрип колес. Это приближалась павозка, на которой можно было добраться до города. По такой дороге она не ездила только тогда, когда дождь размывал накатанные колеи. Или когда снег шел так сильно, что от нашего дома оставался только второй этаж, а первый утопал в сугробах.
Отец взял трубку со стола, сунул за пазуху свою книгу учета и удалился, отсалютовав мне напоследок. Скорее всего без бутылки он не вернется. А может приедет к вечеру, прихватив с собой побольше, чем одну единицу пойла. В итоге я не ошибся.
* * * *
Я вырвал все сорняки, помыл посуду, накосил сена и притащил его в амбар. Накормил нашу живность. Жара стояла дай боже. Лето все-таки. Отец вернется не раньше вечера, а сейчас только середина дня, так что я сегодня могу заниматься, чем хочу. Может это и есть счастье?
Сначала я забрался на чердак, пыльный и окутанный по углам паутиной. Там валялись старые газеты. Некоторые из них от времени потеряли первозданный вид, и соответственно текст на них был теперь не читаем, а в некоторых случаях отсутствовал вовсе, стершись.
