— Выходит, я и Василию родич! — воскликнул Иннокентий Павлович озадаченно.
— Вот я и пришла к тебе, — тактично не ответив на вопрос Иннокентия Павловича, продолжала тетя Даша. — Помоги мне с Колькой Фетисовым справиться… Мне теперь, чтобы обратно в себя прийти, надо условия. Вот пусть мне Колька эти условия даст, возместит убытки. Так я считаю.
— Тетя Даша, дорогая! — возопил Билибин, поняв наконец, что она намерена подключить его к своему делу, и ужаснувшись мысли, что ей это удастся. — Ты в милицию иди. Участковый, говоришь, свидетель? К нему и иди.
— Дружки они, Кеша! — скорбно произнесла тетя Даша. — Я бы к тебе не стала лезть. Только пьют они вместе. Меня же и обваляют.
— Просто не знаю, что посоветовать, — сказал Иннокентий Павлович, нервно описывая восьмерку по веранде вокруг Селиванихи и думая при этом не о том, как помочь старухе, а о том, как бы поскорее избавиться от нее.
Судьба помогла ему, открыв взгляду возмутительную картину: в кустах поодаль сеттер Динни, вытянувшись кверху столбиком и высунув язык, часто махал передними лапами, умильно кивая в такт горбоносой и длинноухой башкой. Из кустов вылетел кусочек сахара и исчез в розовой пасти.
— Пошел! — заорал Иннокентий Павлович, бросаясь к окну и швыряя в собаку подвернувшейся под руку книгой. — Светка, прекрати сейчас же! Какая пакость!
Не показываясь, Светка хихикнула:
— Кеша! Ты сорвал мне эксперимент. Людей создал не труд, как уверяют классики, а возможность получить задарма кусок сахара. Я это докажу…
— Не смей портить собаку! — еще громче рявкнул Иннокентий Павлович.
Светка появилась из-за кустов; будто ясное солнышко выкатилось из-за тучки — все вокруг осветилось и засияло от ее круглолицей веснушчатой счастливой улыбки, от ее пухло-розовых коленок и плечиков. Селиваниха даже пригорюнилась, увидев девушку.
— Неужто дочка? Ой, Кеша, что-то больно красива. Пропадет девка. Затискают.
«Ты небось не пропала!» — грубо подумал Иннокентий Павлович.
— Ап! — воскликнула Светка, и собака взвилась в воздух. — Пропа-ду! Динни, ап!
Очень это было красиво: красная шелково-волнистая шкура сеттера, белокурая шелково-волнистая гривка Светкиных волос на фоне зелени, два молодых радостных прекрасных тела и звенящий колокольчиком голос: «Динни! Динни! Динни!» У Иннокентия Павловича вся злость прошла, и про Селиваниху он забыл. Напомнила ему о ней Светка.
— У нас аборигены! — радостно воскликнула она, взбегая на веранду.
— Это наша… э-э… родственница, — произнес Иннокентий не совсем уверенно, но строго.
