— Об этом мы завтра поговорим, — мягко ответил Василий Васильевич. — Иди спать.
— Слушаюсь, — покорно повторил Иннокентий. — Значит, Геннадий тебе больше не нужен? Можно его забрать?
— Юрчиков у нас уже не работает, — нетерпеливо произнес Соловьев.
— А как же ты без него обойдешься?
— Обойдусь! — сухо ответил Василий Васильевич. — Может быть, прекратим этот странный разговор?
— Это я у тебя интервью беру. — Иннокентий Павлович помахал с важностью у себя перед носом указательным пальцем. — Последний, вопрос. Только придумай, чтобы я поверил. Что мы будем с этого иметь?
Соловьев встал, обняв Билибина за плечи; улыбаясь добродушно, потянул его со стола:
— Спать… спать. Завтра все проблемы решим.
— Ага, — подтвердил Иннокентий Павлович, зевая и потягиваясь. — Ты завтра его оформи приказом ко мне…
— Хорошо, хорошо.
— А если ты его не оформишь завтра приказом, я к Старику пойду-у-у, — весело сказал Иннокентий Павлович. — И скандал устрою-ю-ю… Я один раз в год скандалю, и как раз срок подошел. Спокойной ночи!
— Погоди! — Соловьев схватил его за руку. — Садись!
— Не-а! — совсем развеселился Билибин. — Я спать хочу.
Впрочем, он не сопротивлялся, когда Василий Васильевич втолкнул его в кресло. Надо было получить удовольствие сполна.
— Не ценишь ты себя, — сказал Соловьев с обидой, которую пытался скрыть за кроткой улыбкой. — Талант свой не ценишь. Я тебя всячески оберегаю от мелочей, от житейских дрязг… Цветы вон оборвали — и то сам лично в управление милиции звоню, требую оградить..
— А! Это ты, значит, на меня милицию напустил, — меланхолично заметил Иннокентий Павлович.
Соловьев отмахнулся, продолжал с той же кроткой и грустной улыбкой:
— Работаем на будущее, на все человечество! Не мелочись, не растрачивай силы на глупости, на ребячество!
Иннокентий Павлович с интересом разглядывал взволнованного Соловьева и с уважением думал: «Вот дает! Моими мыслями. Как подслушал насчет человечества!»
Странные сложились у них отношения. Многие считали их приятелями. Если кто-либо поинтересовался бы мнением Василия Васильевича о его приятеле Билибине, то в ответ услышал бы наверняка самые лестные слова. Если бы, наоборот, захотели узнать мнение Билибина о его приятеле Соловьеве, то Иннокентий Павлович скорее всего ответил бы, что для него слишком высокая честь считаться таковым. Они нисколько не удивились бы, узнав взаимное мнение друг о друге. Это было тем более непонятно, что они вместе росли, ходили в один и тот же класс, поступали в университет и теперь встречались часто если не на работе, то в домашней обстановке. Даже их коттеджи стояли неподалеку благодаря заботам Василия Васильевича и его доброму отношению к другу детства. Иннокентий же Павлович был не только неблагодарен, но всегда держался с Соловьевым настороже. Кое-какие основания у него, пожалуй, имелись. Но с тех пор много лет прошло и все травой поросло.
